эту нецивилизованную работу нужно было выполнять за очень символическую зарплату. Весной, после таяния снега воду из туалета вычерпывали ведрами и это ароматизированное удобрение разливали по школьному приусадебному участку. Насколько помню, на урожайности картофеля это никак не сказывалось.
В классах имелись стоячие доски, которые постоянно качались и писать на них красиво было невозможно. Мел скользил по простым покрашенным черной краской доскам и грамотное письмо в буквальном смысле давалось с трудом. Позднее привезли «современные» настенные доски, но вешать их было некуда – на стенах висели дидактические материалы (алфавит, прописи, портреты Ленина и др.).
В классе Анны Ильиничны, у которой я учился, стоял книжный шкаф. Это была вся наша школьная библиотека. Книги выдавались по записи каждую субботу. Учительница по ходу интересовалась, о чем написана книга. Книги выдавались с верхних полок, но много не программных книг лежало в нижней части шкафа, куда рука учительницы залазила очень редко. Я знал, где лежит ключ от книжного шкафа и наведывался в «библиотеку» после уроков или в воскресенье.
Парты были самодельные и деревянные со спинками, но больших неудобств не доставляли. На них каждый год наносился новый слой масляной светло-голубой краски. В каждой парте имелось специальное углубление для чернильницы. Чернильницы заполнялись по утрам из бутылки фиолетовыми чернилами. Писали мы еще перьевыми ручками. Макать перо в чернильницу нужно было осторожно, иначе не избежать клякс, а это снижение оценки за ведение тетради и слезы. Чернильницы были сделаны из белого «фарфора». Позже они были заменены стеклянными чернильницами. Настоящей революцией в школе было появление первых «чернильных ручек», или авторучек. Чернила всасывались вовнутрь такой ручки с помощью специальной пипетки на конце. Но такое чудо техники появилось позднее, когда я учился в Логовской и Красногорской школах. Шариковые ручки появились в продаже, когда я был уже студентом.
Самым противным предметом для меня было чистописание. Этому предмету уделялось очень много внимания. Писали по прописям в специальных тетрадках в косую линейку. У меня не хватало терпения выводить буковки. Это было не в моем духе. Добиваясь чистоты написания под неусыпным контролем матушки-учительницы я исписал много тетрадей, но так и не научился писать красиво. Мать была недовольна, что коллега не научила её сына писать: «И подчерк у тебя как у Анны Ильиничны!»
Окон в школе было достаточно. На зиму ставились дополнительные рамы, которые хранились через стену в «пустом классе». В классах было светлее, чем дома, и я часто уходил обратно в свой класс готовить домашние задания. Там я мог читать вслух, куражиться, разыгрывать сцены из «Литературы». Никто мне не мешал перевоплощаться.
Столы учителей имели выдвижные ящики.
В классе
