, иногда выслушивая, иногда перебрасываясь несколькими фразами. Кивок, означающий то ли приветствие, то ли согласие. Крепкие рукопожатия, говорящие сами за себя. Рады. Уважают. Устали. Надеются на перемены к лучшему. «А лучшее ведь будет, да?» – так и читается в глазах. Мустафа Кемаль вздохнул и посмотрел на сигарету в руке. Он уже привычно поднес её ко рту. Нет, нельзя. Не сейчас. В комнате стояла вонь немытых мужских тел, запах копоти от керосиновых ламп въедался в легкие. Вокруг то и дело раздавались лёгкие покашливания. Последние несколько месяцев приходилось разбавлять керосин для ламп в целях экономии. Одна сигарета. Никто и не заметит. Никто не возразит. Они на войне. И война вокруг них. Но нет, он не мог. «Неуважение, это будет неуважение», – напомнил внутренний голос.
– «Начнем уже!» – провозгласили.
Мустафа Кемаль убрал сигарету в карман, выпрямился и обратился к тем, кого называют теперь Великим национальным собранием Турции:
– Уважаемое собрание! Хищные птицы уже слетелись, чтобы растерзать то, что они сочли трупом. Но нет! Османская империя ещё жива! И жив ещё народ Турции, чтобы не позволить этого!
– Слава Аллаху, жив!
– Да сохранит Аллах нас от этих неверных!
– Говори, говори, Гази*1 Мустафа Кемаль.
– Никогда народ Турции не склонял головы перед христианами! И не склонит!
– Умрём, но флаг наш будет развеваться над этими землями!
Мустафа Кемаль подождал, пока самые горячие выскажутся. Да, он мог прибегнуть к своему авторитету и пресечь любые высказывания во время своей речи. Но разве не он сам выступал всю свою сознательную жизнь за право свободы для каждого турка? Разве не он, Мустафа, прозванный Кемалем за сообразительность, бросил учебу из-за запретов говорить свободно то, что думаешь? Разве не он одиннадцать лет назад помог организовать и провести революцию, положившую конец правлению жестокого диктатора Абдул-Хамида II? Он, Мустафа Кемаль. Пусть говорят те, для кого эта земля – родная. Пусть говорят те, кто питает эту землю кровью ради независимости Турции. А он подождёт. Война приучила выжидать.
Собрание кипело, словно чан с водой на открытом огне. Купцы, муллы, адвокаты, офицеры – все они были единодушны в своем стремлении возродить величие Османской империи, не склоняя головы перед Антантой. Но большая часть Великого национального собрания Турции – мирные люди. Они не знают, что такое военная стратегия. Они не знают, как проводить кампании и побеждать в войне, а не в маленьких сражениях. Поэтому, дождавшись, когда возгласы и обсуждения стихнут, Мустафа Кемаль продолжил речь с самого, на его взгляд, важного:
– В конце концов, в правление Вахидеддина, тридцать шестого и последнего падишаха Оттоманской Династии, турецкая нация оказалась поверженной в бездну рабства. Эту нацию, которая в течение тысячелетий являлась благородным символом независимости, хотели ударом ноги сбросить в пропасть. И точно так же, как ищут какую-нибудь бессердечную тварь, лишённую всяких человеческих чувств, чтобы поручить ей затянуть верёвку на шее осуждённого, так же и для того, чтобы нанести этот удар, нужно было найти предателя, человека без совести, недостойного и вероломного. Те, которые выносят смертный приговор, нуждаются в помощи со стороны такой вот подлой твари. Кто мог бы быть этим подлым палачом? Кто мог бы положить конец независимости Турции, покуситься на жизнь, честь и достоинство турецкой нации? Кто мог бы иметь бесславную смелость принять, выпрямляясь во весь рост, смертный приговор, провозглашённый в отношении Турции?
Он обвёл взглядом людей, слушающих его: в глазах – огонь, на лицах – выражения ненависти.
– Вахидеддин, Вахидеддин! – закричали они, перебивая друг друга. Кто-то, сложив правую руку в кулак, бил ею воздух над головой. Кто-то стучал тростью по полу, словно протыкая штыком невидимого врага вновь и вновь.
– Да, Вахидеддин, которого, к несчастью, эта нация имела в качестве главы и которого она назначила сувереном, падишахом, халифом, – попытался продолжить Мустафа Кемаль, но в этом не было надобности. Великое турецкое собрание Турции, выполняющее функции действующего правительства Османской империи, закусило удила, как лучший жеребец из всех, что скакали по этой земле. Они начали дружно скандировать:
– Да проклянёт его Аллах! Да проклянёт его Аллах! Да проклянёт его Аллах!
А из темноты, которую не мог победить тусклый свет керосиновых ламп, перекрывая эти крики, глухо звучали другие слова: «Да благословит Аллах мысли ваши, шехзаде Вахидеддин! Да позволит служить вам, когда вы станете падишахом!»
Рука сама потянулась к кинжалу на поясе. Кто этот предатель? Да как он смеет? Как смеет произносить такие слова?! «Для меня будет честью служить вам», – продолжал голос. И, прежде чем с губ сорвалось: «Казнить изменника», Мустафа Кемаль узнал голос. Он принадлежал ему. Эти слова
***Гази – победоносный, почётный титул военачальника в некоторых мусульманских странах; лицо, носящее этот титул.
