года.» Кровавый», – прозвали Абдул-Хамида. «Жестокий», – говорили про него. Справедливый султан правил тридцать один год. Кровавый же султан – тридцать три года. Один был примером для подражания, второй подавлял всех и всё вокруг себя, не давая и капли свободы.
После смерти Абдул-Хамида британский журналист спросил у Вахидеддина, бывшего тогда наследным принцем:
– Какое ваше самое яркое воспоминание о брате?
– Он был мудрым, беспрекословным и любил свою семью, – ответил тогда Вахидеддин. Заученные определения, которые он использовал с того дня, как Абдул-Хамид стал султаном. И этого было достаточно. Мудрый, беспрекословный, любящий семью.
Разве он мог рассказать своё самое яркое воспоминание? Да и какое было ярче?
Джемиле, их сестра, полностью облачённая в чёрное, стоит на коленях перед Абдул-Хамидом. Бледное лицо, безжизненные впалые глаза полные слёз, руки дрожат.
– Повелитель, султан мой, брат мой, – рыдая произносит она, наклоняясь всем телом к полу и прикасаясь тонкими пальцами к блестящим ботинкам Абдул-Хамида. – Помилуй, брат мой.
Непреклонный султан делает шаг назад, высвобождая обувь из рук старшей сестры. Он молчит. Лицо – словно каменная маска. Сожаление, сочувствие, одобрение, поддержка, любовь, в конце концов! Где всё это? Словно чужие друг другу.
– Хотя бы сыновей, прошу, сыновей моих пощади! Сошли на край мира, заточи в тюрьму – что угодно, только сохрани жизнь, прошу тебя.
Султан молчит. И даже не смотрит на женщину у его ног.
– Брат, памятью нашего отца умоляю тебя!
Без ответа. У Махмуда-паши, верного советника султана, дрогнул ус с правой стороны. Отчаяние в голосе женщины не может оставить равнодушным. И разве можно спокойно смотреть, как эта некогда гордая и высокомерная султанша умоляет со слезами, как безродная?
– Именем пророка нашего Мухамедда, да будет благословенно имя его, заклинаю тебя, пощади моих детей! – срывающимся голосом прокричала Джемиле.
– Это святотатство. Прекрати, – сказав это, Абдул-Хамид дал знак, чтобы султаншу увели. На следующий день мужа Джемиле вместе со всеми их детьми казнили.
Через десять лет точно так же казнили другого человека. За него даже просить не позволили. Этим человеком был Ахмед Кемалледдин. Да, именно тогда младотурки поняли: если Кровавый султан родного брата не пожалел – он уничтожит каждого на своём пути, если сочтёт угрозой. Сейчас Ахмед должен был зваться падишахом, а не Вахидеддин. Ахмеду надлежало править Османской империей в это нелёгкое время. Вахидеддин не мог забыть безжизненное тело брата. На войне он видел много трупов, сам убивал без колебания. Но тело Ахмеда врезалось в память.
– Так было нужно для империи, – одним предложением объяснил свой поступок Абдул-Хамид.
Когда через четыре года после смерти
