незваными, они принялись по-хозяйски переделывать обжитые интерьеры на свой эклектический лад. Как ни пытался я уговорами, мольбами и угрозами выставить непрошенных гостей за дверь, мне это никак не удавалось. Я уже не на шутку стал опасаться, что однажды и сам безвозвратно заплутаю в собственном перестроенном доме. И, в конечном итоге, сгину в нём навсегда, растаяв в развешенных по стенам зеркалах и уступив место кому-то другому, подобно мне, обречённому скитаться по тем же угрюмым коридорам до самозабвения.
«С вами всё в порядке?»
Я обернулся, единовременно с тем озадачившись, почему это вообще должно его волновать? Я ведь не более чем занятная книжица, карманный справочник Запредельного. И я уж и так разболтал Михаилу предостаточно. Хотя поначалу факты своей личной биографии я озвучивал довольно-таки скупо, делая акцент на таинствах сего мира и древних практиках, бытующих тут. Словом, открывал всё то, что этот сообразительный человек долго, а порой безуспешно искал в непроглядной чащобе эзотерических учений, шифрованных магических ритуалов и одряхлевших религий.
Участливое же беспокойство Мигеля, по правде сказать, меня слегка смущало: я не видел в этом прямой логики, списывая подобное отношение целиком и полностью на заботу об уникальном источнике данных. Мигель ведь крайне бережно и с благоговейным трепетом относился к старинным фолиантам и рукописям, которыми владел. Когда я смотрел на ситуацию с этой стороны, мне казалось, что и я для него – один из таких вот редких и занимательных гримуаров, нуждающихся в аккуратном обращении, чтоб не засалить и не измять бесценные страницы, вышаркав ненароком замысловатый шрифт.
Поэтому-то, вероятно, его и волновало то, что порой я без предупреждения исчезал. А затем как ни в чём не бывало появлялся вновь, зачастую возобновляя прерванные разговоры прямиком с момента их завершения. Хотя, говоря откровенно, я и пределов-то города не покидал: по нескольку дней к ряду я мог провести на одной из пустынных крыш, прислушиваясь, как нервно дождь барабанит по оцинкованной кровле, или же к тому, как уныло завывают ветра в криво изломанных подворотнях, но более всего к людским голосам за стенами, угадывая в перепадах их интонаций трепетные надежды, сокровенные желания и чувства, с рвением обречённого пытаясь постичь недоступное мне самому: секрет бессмертных, даже и не догадывающихся об этом своём удивительном качестве, вверенном им не пойми за какие такие заслуги вообще.
Глава
XI
. Питомец.
Ветер, беспечно швыряющий последние пожухшие листья на тротуар, разгуливал, казалось, и в моих притихших мыслях тоже. До чего же хотел бы я дышать этим ветром! Этим миром, осенью и дождём. До чего беспечные желанья для детища безразличных небес.
Внезапно я припомнил, довольно долго в отрешённой задумчивости промолчав, что в парке я не один. Не отрывая меня от маниакально-захватывающей интроспекции, в
