style="font-size:15px;"> – У, стара холера! Надумала с кем в игрушки играть, в дочки – матери!
А щеку меня научили куриным пометом смазать. Говорят, быстрее заживет. Но я так и не мазала. А, ну их. И так заживет. Где мне помету-то етого взять? Нету курей-то у мя. Хотела обзавестися, да видно не к рукам.
Как тетка Дарья хотела кур завести
Купила я как-то с десяток цыплят в Сокольском. Специально ездила. Привезла – посадила в решето. А они квелые энтаки – примерзли в дороге-то. Растопила я печь, а цыпленков в решете и поставила на шесток. Пусть погреются чуток. Огонь не жарок. А сама приняла для сугреву, поди тоже иззябла, и прилегла на минутку. Ноги-то гудют. Но видно с лекарством-то передозировочка вышла, я и уснула с дороги-то. Вскочила, а печь-то уж прогорает. Цыпленки мои спеклиса. Кверху лапками в решете лежат и этак припахивает паленым-то.
Эх, и разозлиласа я. Всех цыпленков по одному в печь и покидала. Кидаю, да приговариваю:
– Первый цыпленок по-шел, второй цыпленок по-шел. Третий – по-шел…
А потом села и завыла. И цыплят жалко и себя непутную.
А и то не часто я слезу пускаю, не перед кем мне нюни-то распускать. Вот, разве что третьего дня я четверть самогону грохнула. Вот поревела. И ведь первача. Чиста слеза.
У меня одно лекарство от всех болезней – самогон. Хошь внутрь, хоть растирать. Дохтора-то – где они? Да и кому старуха-то нужна?
Уж мне как жалко было. И как из рук выскользнула? У, холера стара! (Бабка Дарья сделала вид, что бьет себя кулаком по лбу.) Села я тодысь на порог и завыла, ровно по покойничку.
А потом тятю вспомнила, как он мне говаривал: «Нет худа без добра!» И утешилася.
Нет зверя страшнее кошки
А тятя у меня весёлой был, особливо, как выпимши. Други робятишки, если отец выпьет, домой глаз не кажут. А то их матки ихни на Троицу в годовой праздник по чуланам расховают, чтоб не попали под горячу отцовску руку.
Ну мой тятя не таков. На коленки меня усадит, всё выспросит. Сахару даст. А то примется к потолку кидать. А я хохочу и не робею.
Но была у мово тяти чудинка одна. Непременно с праздника он приведёт в дом гостя – человека пришлого. И ну его пытать. Как де в их стороне простому человеку живётся, что произрастат, кака живность в лесах, рыба в прудах. И пренепременно он гостя за стол усадит, своё почтение окажет, да всё по-простому, по-деревенскому.
Мамке нашей прикажет самовар раздуть и всё, что ни есть на стол подать. И до того он гостя разохотит, что человек этот пришлый станет ровно дома у себя. И всю душу тяте изольёт. Быват, что тятя и прогонит нас, чтобы уши не грели. А то заберёмся мы с Варькой на полати. Затащим туды тулуп тятин. Тихо лежим. Всё, как ни есть нам слышно и видно. И каких токмо побывальщин мы не наслушались. Что те кино. Да и то верно. И кина тодысь не было, и радива не слыхали. Всё пели больше. А тятя мой любил петь. Особливо бродягу.
Тихо так зачнёт, посля надбавит и рукой
