в нормотворческой и правоприменительной деятельности как орудие массовых репрессий в отношении противников режима личной власти И. В. Сталина, становления и упрочения командно-административной системы государственно-партийного социализма. Уголовная политика стала базироваться на глубоко ошибочной сталинской концепции усиления классовой борьбы по мере строительства социализма.
В. И. Ленин называл тремя главными врагами советской власти взяточничество, безграмотность и комчванство. И. В. Сталин объявил тремя врагами государства верхушку буржуазной интеллигенции в промышленности, кулачество в деревне и бюрократические элементы в аппарате[153].
С конца 20-х годов начался демонтаж ленинской модели социализма и его подсистемы – уголовного права. В это же время прошла серия судебных процессов со смертными приговорами в отношении «врагов» в промышленности. В 1928 г. по так называемому «шахтинскому делу» осуждены «вредители» в каменноугольной промышленности Донецка. В приговоре говорилось: «Следствием установлено, что работа этой контрреволюционной организации, действовавшей в течение ряда лет, выразилась в злостном саботаже и скрытой дезорганизаторской деятельности, в подрыве каменноугольного хозяйства методами нерационального строительства, ненужных затрат капитала, понижения качества продукции, повышения себестоимости, а также в прямом разрушении шахт, рудных заводов и т. д.»[154].
Как нетрудно убедиться, типичная бесхозяйственность произвольно превращалась в контрреволюционные преступления. И такие «шахтинцы», по уверению главы партии и государства, «сидели» во всех отраслях промышленности.
По другому делу – «промпартии» – в 1930 г. еще одна большая группа крупных специалистов обвинялась в контрреволюционной деятельности в виде вредительского планирования народного хозяйства, связи с зарубежными организациями и подготовки к диверсионным актам. Громкий процесс состоялся в 1931 г. По нему были осуждены члены контрреволюционной организации, которые «вредительствовали» в Госплане, ВСНХ, Госбанке, Наркомате труда, Центросоюзе и т. д. и т. п. Такие процессы прокатились по всей стране со стереотипными обвинениями во «вредительстве», в создании контрреволюционных организаций, подготовке террористических актов, антисоветской агитации и пропаганде.
Кулачество, понятие которого оказалось растяжимым, нормативно не определенным и потому часто охватывающим середняцкие слои крестьянства, за исключением действительно опасных преступников, совершающих террористические акты, уничтожение колхозного имущества и другие тяжкие преступления, преследовалось по статьям о контрреволюционных и общеуголовных преступлениях. Вот как об этом писал Краткий курс истории ВКП(б): «В ответ на отказ кулачества продавать излишки хлеба по твердым ценам, партия и правительство провели ряд чрезвычайных мер против кулачества,
См.:
Известия ЦИК и ВЦИК. 1928. № 60.
