Высокие деревья во дворе профессора казались темными стражами, что молчаливо наблюдали за всем вокруг. Эти фруктовые деревья – яблони, груши – он сам посадил много лет назад, когда родились его дети и внуки, следуя старой узбекской традиции. Я любил иногда сорвать спелую грушу или яблоко прямо с ветки и съесть, даже не помыв, наслаждаясь их сочной, сладкой мякотью и теплым, летним запахом. И сейчас едва уловимый аромат плыл в прохладном ночном воздухе, напоминая о лете и словно смешиваясь со светом далеких звезд, сверкающих таинственными точками на черном небе.
Вдруг я заметил отблеск, мелькнувший в темноте среди ветвей – словно два глаза наблюдали за мной, поблескивая загадочно. «Сова?» – мелькнула мысль. Но я не стал выяснять, какая именно птица скрывалась в листве.
Я тихо прикрыл калитку и огляделся: узкий переулок был залит желтоватым светом уличных фонарей, закрепленных на высоких столбах и над воротами каждого дома. Свет будто размывался в теплой ночной дымке, создавая уютный, почти сонный вид. На скамейке у одной из калиток собрались местные пацаны – лет по двенадцать каждому, с огоньком обсуждающие недавний матч ташкентской команды «Пахтакор». Наступили каникулы, и ничто не гнало ребят домой – день и ночь принадлежали им без остатка, особенно прохладные ночи, когда наступало долгожданное спасение от изнуряющей жары.
Вечерняя прохлада давала хоть какое-то облегчение: днем солнце так раскаляло землю, что даже воздух в тени казался горячим и сухим, а термометры поднимались выше сорока пяти градусов. Ребята, завидев меня, дружно поздоровались, вежливо кивнув, и я спросил их:
– Чем закончился матч с Украиной?
– Ничья, Тимур-ака, – буркнули они немного обиженно. Им явно хотелось чего-то определенного: или оглушительной победы, или поражения, чтобы можно было до мелочей обсудить игру, от и до разобрать действия игроков, их промахи и удачи. А ничья, по их мнению, – словно «ни вам, ни нам», с таким результатом команду не выведешь в четвертьфинал.
– Да-а-а, жара подвела, – протянул я, кивая философски, и все мальчишки дружно закивали в ответ. В такую погоду играть действительно непросто: травяное поле высыхает под солнцем, даже тень не спасает, когда каждый метр земли будто горит. Поле ведь не накроешь зонтом, и по этому иссушенному, почти обожженному покрытию ноги скользят иначе, да и воздух раскаленный.
Махнув ребятам на прощание, я подошел к своей старенькой «Матиз»11 и открыл дверцу. На дневном зное машина, простоявшая под солнцем, прогрелась настолько, что даже теперь, ночью, в ней было душно и жарко, как в духовке. Я сел, мгновенно ощутив себя словно в микроволновке, и сразу включил систему охлаждения. Конечно, прохлада придет не сразу, но хотя бы легкий поток прохладного воздуха облегчал обстановку. Завел мотор, снял ручной тормоз и плавно тронулся с места. В свете фар переулок, по которому я выезжал, выглядел еще более узким и тихим.
Этот старинный район – махалля12 со своими неповторимыми чертами. Домовладельцы знали друг
Малолитражный автомобиль, собираемый на Асакинском заводе «УзДЭУавто».
Махалля – среднеазиатский квартал с органом местного самоуправления. У махалли специфические формы общежития, когда соседи помогают друг другу, сообща управляют ресурсами (водой, землей, садами) и поддерживают традиции, культуру, религиозные обряды. Обычно в махалле все дома соприкасаются друг с другом, только дворики разделены стеной, причем окна каждого дома обращены во внутрь двора и на проезжую часть улицы, но никогда не в соседний двор – частная жизнь является неприкасаемой на Востоке.
