В правом верхнем углу его заметно было слабое расплывшееся пятнышко от оброненной слезы. Но на том месте, где следовало бы прочесть название блюда из полевого цветка, неотступное воспоминание о золотистом венке заставило ее пальцы отстукать странные буквы.
Между «Капустой красной» и «Зеленым фаршированным перцем» стояло:
МИЛЫЙ УОЛТЕР С ЛИМОННЫМ СОКОМ.
С высоты козел
У кебмена свой особый взгляд на вещи, и, возможно, более цельный и вместе с тем односторонний, нежели у кого-либо избравшего иную профессию. Покачиваясь на высоком сиденье, он взирает на ближних своих, как на некие кочующие частицы, не имеющие ни малейшего значения, пока их не охватит стремление к миграции. Он – возница, а вы – транспортируемый товар. Президент вы или бродяга – кебмену безразлично, вы для него всего лишь седок. Он вас забирает, щелкает хлыстом, вытрясает из вас душу и высаживает вас на месте назначения.
Если в момент оплаты вы обнаружите знакомство с узаконенной таксой, вы узнаете, что такое презрение; если же выяснится, что ваш бумажник забыт дома, вам станет очевидна скудость воображения Данте.
Не следует отвергать теорию, утверждающую, что ограниченная целенаправленность кебмена и его суженная точка зрения на жизнь есть результат конструкции самого экипажа. Подобно Юпитеру, кебмен возвышается над вами, безраздельно занимая свое высокое место, и держит вашу судьбу меж двух неустойчивых кожаных ремней. А вы – беспомощный, нелепый узник, болтая головой, словно китайский болванчик, – вы, перед кем на твердой земле пресмыкаются лакеи, – вы должны, как мышь в мышеловке, пищать в узкую щель вашего странствующего саркофага, чтобы ваши робкие пожелания были услышаны.
При этом вы даже не седок в экипаже, вы его содержимое. Вы груз корабельного трюма, и «херувим, на небесах сидящий»[13], отлично знает, где именно идут ко дну корабли.
Как-то вечером из большого кирпичного жилого дома – всего через дом от «Семейного кафе» Макгэри – доносились звуки шумного веселья. Они исходили, по-видимому, из квартиры семейства Уолш. Весь тротуар был забит пестрой толпой любопытных соседей, время от времени теснившихся, чтобы дать проход посланцу из кафе Макгэри, несущему всевозможные предметы, предназначенные для пиршества и увеселений. Зеваки на тротуаре были заняты пересудами и обменом мнений, из которых нетрудно было понять основную тему: Нора Уолш справляет свадьбу.
В положенное время на тротуар высыпали и гости. Неприглашенные столпились вокруг них, проникли в их гущу, и ночной воздух наполнился веселыми возгласами, поздравлениями, смехом и тем трудноописуемым шумом, который явился, не без помощи Макгэри, результатом возлияний в честь Гименея.
У обочины тротуара стоял кеб Джерри О’Донована. «Ночной ястреб» – вот какое прозвище получил этот возница. Но из всех кебов, чьи дверцы когда-либо захлопывались за пеной кружев и ноябрьскими фиалками, он был самый чистенький и блестящий. А конь? Нимало не преувеличивая, могу сказать, что он был
Строка из стихотворения «Бедный Джек» английского поэта Чарльза Дибдина (1745–1814), известного своими морскими песнями.
