Я… э… Я, видите ли, пытаюсь представить себе. О чем думал убийца, что он чувствовал.
Джекки продолжала, хмурясь, смотреть на меня.
– Ну-ну, – произнесла она.
– Э… – Моя речь по-прежнему состояла преимущественно из односложных слов. – Поэтому я… Я двигаюсь назад, отталкиваясь от того, что мы все видели. С помощью того, что мне известно. То есть, – поспешно поправился я, – с помощью того, чему меня учили, – ну, учебники и…
– Двигаетесь назад? – переспросила Джекки. – Что это значит?
– Это… э… ну, – осторожно начал я. – В каждом убийстве есть что-то особенное, неповторимое, поэтому вам нужно попытаться представить, что заставило кого-то совершить его.
Джекки наконец-то моргнула.
– Ладно, – сказала она. – Пусть так. Вот он оторвал ей сосок. И о чем это говорит вам?
– Все зависит от того, как это было проделано, – ответил я. – Если сосок отрезан, это означает: я наказываю тебя за то, что у тебя есть сосок. Вот он есть, а вот его у тебя больше нет.
– Нет, этот сосок откусили, – напомнила Дебора. – О чем это говорит?
– Я тебя люблю, – ответил я не раздумывая, однако довольное шипение Попутчика подтвердило, что я прав.
Дебора скептически хмыкнула, а Роберт пробормотал: «Ну и срань». Однако Джекки это, похоже, поставило в тупик.
– Я тебя ЛЮБЛЮ? – переспросила она. – Он откусил ей сосок, чтобы так сказать, что любит ее?
– Это, хм… – объяснил я. – Это не та нормальная любовь, к которой мы привыкли.
– Да ну, – произнесла Дебора.
– Но у этого типа все связано с сексом, – настаивал я. Почему-то я чувствовал себя немного обиженным, хотя не мог понять, чем именно. – Это смесь влечения, секса и любви, такая сильная, такая мучительная, что он не может выразить ее иначе… – Я пожал плечами. – Иначе, чем сделал.
Я оглянулся на маленькую аудиторию. Дебора вновь приняла свое обычное выражение твердокаменного копа, а судя по виду Роберта, он изо всех сил старался не рассмеяться. Вот только Джекки смотрела мимо меня, куда-то вдаль поверх моего плеча, медленно покачивая головой.
– Кажется, я понимаю, – произнесла она наконец.
Дебора недоверчиво тряхнула головой.
– Правда? – удивилась она. – Господи боже, как это?
Джекки повернулась к ней.
– Это немного похоже на актерскую игру, – объяснила она. – Вроде как когда играешь Шекспира. Он ведь ничего не говорит в тексте – ни того, как играть, ни того, как произносить реплики. Поэтому приходится представлять себе то, что он имел в виду, как представлял твою игру, твои реплики, и потом уже отталкиваться от этого. – Она улыбнулась мне. – Как сказал Декстер.
Жар, который я ощущал на щеках, сполз куда-то в грудную клетку. Кто-то меня понимал. Джекки понимала, что я делаю. Казалось невероятным, что эта богиня голубого экрана могла понять кого-то вроде меня, поэтому я просто стоял, глядя на нее, а мои губы сами собой сложились
