мама.
– Да, конечно, знаю.
– Наверное, даже слишком сильно.
– Это точно.
– И мы оба знаем, что ты сейчас мне лжешь.
Как бы легко мама ни отвлекалась, беспечной ее точно не назовешь. Мы выработали целую систему, при которой если я собираюсь затеять какую-нибудь авантюру, то соблюдаю следующие условия: во-первых, обещаю не выходить из дома, где нахожусь под надежной охраной и вероятность потери конечностей минимальна, а во-вторых, не смотрю без нее ни одну из ее телепередач. Вообще-то, второе правило не имеет никакого отношения к делу, но оно прочно укоренилось в моей голове.
– Просто предлагаю тебе правдоподобное отрицание, – напоминаю я ей. – Не проще ли нам… просто подыграть друг другу?
Она бросает на меня ласковый, но предупреждающий взгляд.
– А еще папа сказал, что ничего страшного, если я прилечу к вам в субботу, – добавляю я, и это правда.
Хоть мои отношения с отцом не такие уж… прогрессивные, полагаю, у него чуть больше причин, чем у мамы, счесть отборочные соревнования по робототехнике делом исключительной важности. Даже достигнув того уровня успеха, когда большинство других гендиректоров уже удаляются на свои частные острова или предаются неизбежному пристрастию к гольфу, Матео Луна по-прежнему подбирает технических специалистов в команду собственноручно. Даже тех, кого нанимают на аутсорсинг, или временных консультантов. Проще говоря, рьяный контроль у меня в крови. По принципу корпоративного жаргона он часто просит меня «вернуться» к нашим предыдущим обсуждениям и никогда не пишет и не звонит, а только напоминает. Синергия!
– А, тогда хорошо, – сразу соглашается мама. Как я и предполагал, этого оказалось достаточно, чтобы успокоить ее. В конце концов, отец у меня строгий. – Но тебя проведает бабушка, ладно?
– Ладно.
Это совсем не проблема. Мама моей мамы, живущая в Беверли-Хиллз, любит, в общем-то, всего три вещи в жизни: изысканную кухню, делиться своим мнением и постлагерфельдскую Шанель. Она, как и ее дочь, в действительности является, скорее, культурной еврейкой («имеющей еврейские корни», как любит поправлять моя мама), а не строго придерживающейся «Хорошей книги» иудейкой, так что если я не приложу усилий, чтобы обозначить свой статус среди сверстников, чисто из социальных обязательств, то она может и оскорбиться. Вторая моя бабушка, напротив, живет в Майами и любит готовить сама, делиться своим мнением и испытывать здоровое чувство католической вины. Возможно, это и объясняет, почему мы с мамой так пляшем вокруг темы, которую я ни за что не смог бы даже попытаться затронуть с отцом.
– Договорились, – произносит мама, протягивая руку, чтобы погладить меня по щеке. – Беги на свое маленькое собрание ботаников, а я встречу тебя в аэропорту Вейла.
– Денвера.
– Что?
– Денвера, мам, не Вейла.
– Да, да. – На какое-то мгновение она выглядит растерянной, а затем неожиданно улыбается мне,
