из кармана аптечный пузырёк, – и мне покой… – проглотила таблетку.
– Да никуда я не пойду! – устало перебила дочь, раскладывая готовые простыни, – успокойся уже.
Тося вышла из комнаты.
– Надь, не пойду я!
Убегало-уплывало время
Прошло ещё десять лет. Изредка наезжал к детям Леонид, но Тосю с собой уже не звал. Отведя намеченный отпуск, торопился домой. Совсем взрослые сыновья щеголяли в модных обновках, хвастали дорогими подарками: «Батя прислал! Батя купил!» Едва окончив школу, старший уехал к отцу на Север, а через год следом укатил и младший.
Стоял неласковый осенний день. Пылил дождь. Хмурая речка полоскала грязные тучи. Сгорбившись, брела Тося по набережной. Синий курёнок свесил из котомки старушечью шею. Женщина остановилась, туже замотала вязаный платок. Варежкой подправила вилок капусты, поглубже затолкала цыплёнка. Протерев мокрую скамейку, присела…
Передохнув, она подняла сумку и пошаркала к дому, где ждала её мать-Евдоха.
Весы жизней наших
Соседская малышня, посмотрев тётишурин телевизор, умчалась на улицу, а за столом осталась скромная троица: розовощёкий крепыш, лет четырёх, и две девочки-близняшки, чуть постарше.
– Да… Вот и ещё одна семидневка лопнула, – грустно заметила женщинам Александровна. Мало того, что Александровна ворожила – всю правду-матку выкладывала, так она ещё и умелой рассказчицей была. Старушка сидела за маленькой прялкой и из клока шерсти вытягивала и ссучивала нить, наматывая её на веретено, и удивлялась: – Надо же, только вчерась четвериг был, а уж сёдни, смотри-ка, опять четвериг!.. – Поплевав на хваткие пальцы, она продолжала: – Не успеешь оглянуться, а жизь-то уж и пролетела! Дак оно и правда что… Вон хоть Надьку мою возьми: вроде, только что малявкой была, – бабуся покачала головою и шепотком поделилась: – А я сразу сказала ей, что с Генкой у их ничё не получится. Бывало, как на карты прикину, так и вижу…
– Это уж точно, жизнь – вода, – занятая своими мыслями, с опозданием подтвердила тётя Шура. – Веруня, ты садись-ка, детка, поближе. Ага…во-от сюда. – Хозяйка опростала чайник, отставила на шесток, – Талинка, и ты ешь-давай, не модничай… Ну? И чего застеснялась? Кушайте. – Тётя Шура придвинула тарелку с шаньгами, – мягонькие, с творожком. Даниловна вон опять принесла с утречка пораньше. – Женщина погладила всех троих по макушкам и, отвернувшись, прошептала: – Мы с Груней-то уж чуть свет в больницу сбегали: Зоя… совсем плохая. Завтра привезут домой… помирать…
Александровна уронила веретёшко. «Хосподи Иисусе Христе… помирать…»
– Я-то уже от сердца валерьянки напилась, вроде, отпустило маленько, – вздохнула тётя Шура.
«Вот беда-то…» – Соседки заохали, запричитали. Хозяйка вытерла глаза, решительно встала. Оглядела всех и сказала: – Будет вам зевать-то, детей напугаете! Не в нашей она воле… жизнь человечья. Она, что минное поле: кто наступил, тот и… пропал. Давайте-ка лучше сообразим, как нам дальше-то… с Зоей… с детями…
