широкий проезд корчмы.
– Слушай, жиде, есть у тебя отдельная хата? – заговорил он торопливым, прерывающимся шепотом, не выпуская его руки.
– Есть, есть, вельможный пане! – жид усиленно закивал головой.
– Десять дукатов, слышишь, двадцать дукатов, тридцать дукатов… Ничего не пожалею… если… вон того горожанина, что едет на том возу, заманишь сюда в корчму и сведешь его в одной комнате со мной.
– Понимаю, понимаю!
– А если же нет…
– Пс! Шкуры своей для вельможного пана не пожалею! – шепнул жид и выскочил из проезда.
Перекинувшись несколькими словами со своими двумя помощниками, стоявшими у ворот и сторожившими проезжих, он бросился наперерез к поравнявшемуся в это время с корчмой возу, его ловкие союзники последовали за ним, за последними бросились и жиденята, игравшие подле корчмы, и через секунду воз был окружен со всех сторон кричащей толпой.
Не выходя из своей засады, Мазепа зорким взглядом следил за всей этой сценой и в то же время глухим, отрывистым голосом отдавал приказания Остапу:
– Дай мне сюда твою керею, и шапку, и саблю, а ты надень скорее все мое, на! И спрячься сейчас же, чтоб они тебя не увидели, не узнали… А когда мы усядемся с казаком в одной хате, то постарайся, чтобы жид тебя поместил где-нибудь вблизи; крикну – спеши сейчас же на помощь.
– Все сделаю, не бойся, – ответил тихо Остап, запахивая на себе дорогой плащ Мазепы, и выскользнул из-под ворот во внутренний двор корчмы.
XIV
Жиды окружили воз горожанина, и лошади невольно остановились.
– Ясновельможный пане, ясноосвецонный пане! К нам, к нам в корчму поворачивайте. Есть мед литовский, венгржина, мальвазия! Ой, вей, какая мальвазия! И сам гетман такой не пил! – кричал, изгибаясь и беспрерывно кланяясь важному горожанину, сам шинкарь.
– Ну, ну, герс ду, Иване, чего ж не заворачиваешь? Видишь, вельможный пан хочет выпить здесь келех меду! – стрекотал в то же время долговязый рыжий помощник шинкаря, дергая дышло и стараясь заставить лошадей подвернуть к корчме.
Все решительно, не исключая и маленьких жиденят, кричали, дергали проезжих, выкрикивали названия разных имеющихся в корчме товаров, стараясь ошеломить подорожного и заставить его подъехать к корчме. Этот крик, эти дерганья, эти назойливые приглашения могли бы, кажется, довести всякого человека до исступления, но горожанин был, по – видимому, уже приучен к подобным сценам.
– Да ну тебя с твоими трунками, отступись со своим кодлом, – произнес он невозмутимо. – Да, гей! Отступись же, не мешай коням идти!
Но на шинкаря этот возглас не произвел никакого впечатления.
– Ой, вей! Ясновельможный пан купил кони, – продолжал он. – Пс… Пс… – жид усиленно зачмокал губами. – Пс! Что это за кони? Какие это кони? Вот у меня есть кони! Змии, а не кони! И пан их может взять совсем даром… Пусть пан только посмотрит.
