о дневнике. Толчком стало воспоминание об однажды подслушанном разговоре родителей. Тогда я не особо поняла, о чём говорят взрослые. Чисто интуитивно, не задумываясь над тем, зачем это делаю, записала его на флэп. Маленькая записывающая пластина по большей части была заполнена изображением океана, что навсегда покорил меня своим непостоянством. Флэп вложила в дневник, склеив для него кармашек, поставила большой знак вопроса, окружив его более мелкими знаками разного цвета. В дневнике имелись простые записи, сделанные обычной ручкой, но они отошли на второй план. В моменты, когда душа наполнялась обидой, непониманием или радостью, я выплёскивала эмоции на бумагу. Сейчас меня интересовала только одна запись, которая может помочь понять, что представляет собой эта черта, обозначенная цифрой двадцать.
Немного волнуясь, достала флэп и положила тетрадь обратно в клетку, задвинула ящики, удостоверившись, что он закрыт, вышла из душной комнаты. Я не боялась встретить на своём пути кого-нибудь из обслуживающего персонала, у каждого из них есть определённые обязанности, чётко обозначенные при приёме на работу и расписанные точно по времени. У нас в доме всё строго.
Дияс под присмотром воспитательницы и хранителя отправился в учебный центр. Хранитель был приставлен к брату из соображений безопасности наследника рода Аддингтон. Крупный мужчина неопределённого возраста представлял собой человека, внёсшего в организм особые модификации, сделавшие его практически неуязвимым. Скорее всего, от человека там мало что осталось, но это был его выбор, и насколько я знаю, Сорг ни разу об этом не пожалел, а Дияс так и вовсе был горд, что у него такой сильный хранитель.
Воспитательницу тоже не миновали изменения, но внесённые модификации были другого рода. В учебный центр они могли не ездить. Научить Дияса всему, что нужно знать, она могла сама, но мальчику нужно социально адаптироваться в среде, где будет проходить его взрослая жизнь.
Со мной так не возились, учёбой не нагружали, в общество не выводили. Видимо, они считали, что мне социальная адаптация была не к чему. «Минимум» – самое подходящее слово, которым можно охарактеризовать то, как я жила. Минимум занятий, минимум общения, минимум физических нагрузок и встреч с родителями. Если бы не природное упрямство и желание узнать что-то новое, превратилась бы в хрупкий цветочек, не способный пережить обычный ветерок, склонившись под его напором. Хочется верить, что отец и мама делали это неосознанно, не желая навредить. Просто в их понятии дочь – это не сын, будущий наследник и глава рода.
При наших редких встречах тщательно скрывала особенности характера. Мне удалось развить их в большей степени вопреки жёсткому родительскому контролю и желанию. Родители даже не догадываются, что у меня на душе и чего от меня можно ожидать. Не знают, какая я на самом деле и что думаю обо всём происходящем в семье. При них я становлюсь такой, какой они хотели видеть свою дочь. Послушной и согласной на всё,
