орали, бегали, скреблись в лотках или задумчиво ходили по Косте туда-сюда своими когтистыми лапами. И в этот раз стоило ему только уснуть, как странный шум прогнал сновидение. Открыв глаза, Костя попытался понять, что происходит: звук был такой, словно кто-то комкает газету, а потом с жалобным скрипом возит ею по стеклу. И лишь спустя некоторое время до него дошло – это плакала Кира. Костю прошиб холодный пот. Человеческие чувства были для него не то чтобы темным лесом, а неизведанной, пугающей бездной, куда лучше не соваться. Он был из тех людей, которые, пытаясь утешить, лишь делают хуже.
Кирина мама как-то сказала ему: «Кость, если человеку рядом плохо, не стоит подвергать критическому анализу его поступки и жизнь. Просто будь рядом. Сделай чай. Подержи за руку. Но, умоляю, лучше молчи». Костя уже не помнил, в связи с чем произошел этот разговор. Вроде бы у них тогда умер кот, а Костя подозревал, что причиной тому стал неправильный уход. Бедолагу кормили всем подряд без разбора. Или это было после того, как Кирину маму уволили с работы… Воспоминания в его голове любили перемешиваться, поглощая друг друга. Но совет «быть рядом, но молчать» Костя усвоил и иногда им пользовался. Оказалось, так гораздо проще, нежели пытаться подобрать нужные слова, успокоить, не обидеть, дать надежду, но и не соврать. Его отец частенько говорил, что любит честных людей. А для Кости до сих пор было важно соответствовать тем нравственным качествам, которые ему прививал папа. Хотя порой это было очень сложно.
Костя не спеша встал с кровати и заглянул на кухню, чтобы налить в стакан воды и взять бумажные полотенца. Всхлипывания в гостиной стали чуть тише, видимо, Кира услышала, что он не спит. Закинув на плечо Лжетьму для поддержки – кот очень любил устраиваться вокруг его шеи, как шарф, – парень постучал в дверь Кириной комнаты:
– Я услышал, ты плачешь. Все хорошо?
Участливый Кефирчик тоже всполошился и принялся суетиться вокруг Кости, мяукая на одной ноте.
– Кир, коты орут под дверью, к тебе хотят. Можно нам войти?
– Входите, – раздался приглушенный голос.
В комнате было темно, лишь тусклый свет уличного фонаря пробивался сквозь шторы, но его было недостаточно, чтобы рассмотреть лежавшую на диване Киру. Она замоталась в плед и устроилась у самой стены, напоминая круассанчик. Костя даже удивился сравнению, которое всплыло у него в голове.
– И почему ты рыдаешь? – снова спросил Костя, ставя на журнальный столик воду и бумажные полотенца. – Пожар, Лика, противный одноклассник, ссадины на лице?
– Из-за всего помаленьку, но в основном из-за Лики, – пробормотала Кира, сжимаясь в жалкий комочек.
Костя снял с плеча Лжетьму и положил возле Киры, а Кефирчик сам запрыгнул ей в ноги и принялся мурлыкать.
– Я принес воду и салфетки, слезы утирать, – проговорил он, поглаживая Лжетьму, чтобы тот уже улегся и перестал ходить по пледу Киры.
– Ага, – вяло отозвалась
