лучше, чем зашить в подкладку.Они, забытые, всегда немного жалки.
Не бойся, и они меня не пожалеют
(а мог ли Павел сам себя бояться,
и нужно ли своих любовников бежать).
Со мной, как со страной, ни пить нельзя, ни спать,
но может ли страна царапать и кусаться,
когда её приходят убивать?
Приписка:
но ты за брючину взяла, а он – за шею,
и спрятали за шкаф и под кровать.
Их слишком много бродит в голове,
но это не они, точнее не вполне.
Когда-нибудь они меня задушат
(они всегда, ужасные, с душком),
их тёплые, их маленькие души
в такие ночи – бух, бабах, как гром.
Они, как мелкие, всегда вдвоём, втроём,
иначе как под кожу заберутся
(а вдруг мы, как в шкатулке, им противны,
и, сверху наблюдая наши спинки,
они уж лучше друг над дружкой надсмеются,
такой устроят, знаешь ли, содом).
Но если, Поля, все они меня оставят,
какой я буду лёгкий и прозрачный,
и можно всех во мне растлить или убить.
Так как же быть с любовницей иначе,
чем их судьбой себе живот набить?
Вот мой стишок верти́тся, как волчок,
их, шатких, жутких их цепляя на крючок
(а если он шиповником ветвится
иль будто тесто толстое растёт).
Придёт любовник, схватит за бочок:
Попробуй сам теперь собою насладиться.
«Я душный воздух пил в советской школьной форме…»
Я душный воздух пил в советской школьной форме,
а через двадцать лет в июле шла гроза,
а я сидел и рвал – с тоской и с корнем
из наших писем наши имена.
Я с кровью рвал, что было между нами,
как сорняки, когда в руках – земля:
фиолетово-жёлтый воденников, васильковая мелкая Аля,
подзаборная Лена – и красного с чёрным тебя.
Я всех швырял – перед грозой, в июле,
без права переписки так сказать:
папу, мачеху, маму, Андрюшу, Полину и Юлю
(почему-то мне именно Юлю особенно страшно швырять).
Но я сказал сестре: – Не бойся, дорогая,
сестра моя и брат, я – уходящий в тьму,
всех тех, кто жил со мной, благословляю,
лиловым брюхом, синеглазым краем,
грозой, ползущей в письма и в листву.
Наоборот – сквозь сон прерывистый и лживый,
под стук мяча и визги во дворе –
я слышу всё: вы счастливы и живы,
и вы намерены жить долго на земле.
Но что же делать мне с обрывком и осколком,
с куском, изорванным в сиреневую мглу,
от Сени, мальчика, от моего ребёнка:
– …меня, и глупую любовь мою.
«Так дымно здесь…»
…………………..
…………………..
…………………..
…………………..
Так дымно
