Согревающий солнечный свет, синее безоблачное небо, воздух, наполненный тысячами запахов многомиллионного города, сотни звуков, поднимающихся снизу вверх, птицы, летящие высоко в небе. Всё это казалось сейчас нереальным. Как я успел отвыкнуть от всего этого за месяц? Зачем я поверил, что этого больше нет? Как я мог так быстро отказаться от жизни?
Подбородок затрясся, но я крепко сжал челюсти. Ком подступил к горлу, слёзы стали рваться наружу. Испуганно я приоткрыл глаза и увидел перед собой Борю. Он понимающе отвернулся и пошёл прочь. Стыдясь своей реакции, я быстро направился в сторону дальней стены, где никого не было. Надо спрятаться, иначе все увидят мои чувства, увидят, что я слабый, и перестанут считаться со мной.
Добежав до дальней стены, я коснулся её руками, затем облокотился лбом. Она была тёплая. Запах кирпича проникал в ноздри. Он уже успел прогреться за утро и сейчас, сохранив это тепло, дарил его мне. В очередной раз переборов свои чувства, я поднял глаза вверх. Стена уходила в небо, она была метров пять в высоту, не меньше. А за ней – бескрайняя синяя даль, простор свободы. Я пошёл вдоль стены, держась за неё рукой. Мне хотелось изучить вновь открывшуюся мне территорию.
Крыша делилась на два открытых пространства неправильной формы. Один зал был треугольным. В нём была баскетбольная площадка, два кольца и расчерченное поле. Рядом с полем был турник для подтягиваний, вбитый в кирпичную стену. Пол был из прорезиненного пластика, который хорошо впитывал дождевую воду. Эта территория была полностью освещена и поэтому на ней были почти все заключённые. Они разделились на тех, кто играл в баскетбол, и тех, кто просто загорал на солнце. Второе пространство прямоугольной формы было по большей части в тени. На нём была всего пара заключённых. Они шли на большом расстоянии друг от друга по часовой стрелке. Я хотел выбрать эту территорию, чтобы побыть с собой и осмыслить всё, что сейчас поднималось во мне, но Рома позвал меня на турник, напомнив о том, что идёт тренировочное время. Я не стал сопротивляться. Тренировка всегда помогала мне заглушать эмоции, с которыми я не умел справляться.
Помню, ещё в детстве, когда я злился после телефонного разговора, положив трубку, я падал на пол и отжимался до отказа. Наверное, именно необходимость куда-то выплескивать свои эмоции и привела меня в девятилетнем возрасте в тренировочный зал. Родители делили нас с братом все детство. Их ссоры, крики и разборки по вечерам на кухне не давали нам спать. Я остро чувствовал напряжение, витающее в воздухе между родителями. Сначала мне просто снились кошмары. Потом я стал мочиться под себя, просыпаясь от ужаса в холодном поту. Затем крутился по ночам, переворачивался с боку на бок и не мог уснуть. Меня стали водить по врачам и бабкам-заговорщицам, но ничего не помогало. Я успокаивал сам себя, когда чувствовал тревогу, а тревогу я чувствовал всегда, когда родители были вместе дома.
В 9 лет я впервые напился, в тот же год начал курить и впервые поцеловался, поэтому когда в нашем городке открылась первая
