сходить в лес, посмотреть на молодые елки и взрослые ели с шишками. В детстве мы перед новым годом лазили на высокие ели – на их вершинах, там, в вышине, около самого неба, находились окрашенные во все цвета радуги еловые шишки. До сих пор не понимаю, откуда их было так много,– причем на каждой ели были шишки определенного цвета: – на одной желтые, на другой красные, на третьей фиолетовые и так далее. На вершине елей нас встречали, недовольные нашим появлением клесты, – такие зимние птицы, которые добывали свой насущный хлеб на елях, – они ели семена из еловых шишек. Потом детство прошло, и я сейчас не вижу ни цветных еловых шишек, ни клестов, ни Деда Мороза со Снегурочкой. Жалко, но ничего не поделаешь.
Я выбрал такой день, когда упало несколько снежинок, и решил, что лучше сходить сейчас, чем морозить нос потом, когда внезапно наступят морозы.
В лесу было тихо и спокойно, как на кладбище. Я не спеша шел по лесной тропинке и разглядывал голый лес, – без листвы и травы, и думал какую-то свою думу, – наверное, про несправедливость, которая царила в моей регионе. Где-то в южных районах страны люди страдали от непереносимой жары, тропических ливней и спотыкались об огромные белые грибы, которые росли так часто, что мешали пройти пешеходам и проехать огромным автомобилям-вездеходам. Кроме всего прочего, народ устав от безделья, шел в ночные клубы в которых плясал до утра и беседовал с красивыми девушками, обаятельными юношами один на один, – в тесных, но уютных комнатах с такими широкими кроватями, в которых можно спать как поперек, так и вдоль, целому взводу солдат. Вместо этого я один слонялся по осеннему лесу и разглядывал березы и осины без листьев.
Мои грустные думы вдруг прервал чей-то раскатистый бас и звонкое щебетанье. Бас пел русскую народную песню: – про морозы, вьюги, снега по пояс, и про лошадей. Щебетанье поддакивало этому басу и получалось очень даже неплохо. Удивленный до крайности этим осенним концертом, я ускорил шаг и скоро залез на невысокую горку, с которой и увидел организаторов этого концерта.
На горку, у вершины которой я стоял и наблюдал, неспешно поднимались двое: дед с большой окладистой бородой, одетый в красное пальто и шапку, отороченную белым мехом и в валенках. В руках он держал красивый на вид посох, за плечами огромный мешок и елку. Рядом с дедом семенила девушка, одетая в голубой ночной халат, который развевался от шагов, и мне было видно, что под халатом у нее ничего не было, кроме трусиков и бюстгальтера. На голове у нее была голубая вязаная шапочка, в руках букет красных роз, и она тоже была в валенках. Эта парочка пела песню на два голоса, и была, по-моему, в преотличном расположении духа.
Я не выдержал такого безобразия в моем родном лесу, вылез на тропинку, стал за елкой и стал ждать, когда солисты подойдут ко мне поближе,– а когда они подошли, я внезапно выскочил из-за елки и кинулся в драку. Через несколько секунд дед и девушка отдыхали лежа на осиновом стволе, а уселся рядом и стал спрашивать, что, как и почему.
Однако ни дед, ни девушка не высказали
