плане, с точки зрения крови, происхождения, – а как культурно-цивилизационный тип, как фрагмент большого русского мира, объединившего множество народов и этносов в общей надэтнической модели. Даже сами лидеры украинствующей хунты в частных беседах и на совещаниях говорят на русском, тем самым, лишний раз подтверждая, что всё это пространство сформировано русской культурой. В этом смысле не полностью русским является лишь запад Украины, присоединенный к УССР во второй половине всего исторического периода существования этого государства (с 1918 года). Запад Украины, на который в предыдущие периоды влияли католики, поляки, румыны, которое было интегрировано в полиэтничное, мультикультурное, многоязыкое, мультирелигиозное советское государство в середине XX столетия, а до этого входило в состав Российской Империи. На этом пространстве, несмотря на марксистский запрет, сохранилась бытовая религиозность, с целым калейдоскопом традиций и обычаев. В целом же всё это пространство, и в имперский, и в советский периоды, представляло собой составную часть государства-империи (а не государства-нации). В этой связи его полиэтничность и мультирелигиозность являются данностью по сей день.
Иными словами, то, что может гармонично сосуществовать в рамках государства-империи, где подходы к субъектам – народам, этносам, общинам – со стороны центра укрупнены, совершенно не уживается в рамках государства-нации с его атомарным индивидуумом в качестве субъекта. И это просто вопрос выбора проекта или модели развития. Если бы нынешний киевский режим установился под лозунгом федерализации, – а это некий суррогат имперского устройства, механическая модель, повторяющая принципы, на которых стоит государство-империя, – то и после майдана «украинцы», как и малороссы, продолжали бы жить в благоденствии вместе с русскими, спокойно двигаясь к выборам. На телевидении на русском языке в открытой дискуссии выступали бы Царев, Добкин, Кернес, Симоненко, Свистунов и Витренко, а Одесса готовилась бы к летнему сезону, подшучивая над кандидатами, а не погрузилась в траур 2 мая. Но майданная революция по своей сути была действительно «бандеровской», и именно такого, репрессивного, дискриминационного эффекта по отношению к русскому большинству ждали её вдохновители – американские стратеги, нацеленные на дестабилизацию этого пространства, а не на его стабилизацию. Чего они в итоге и добились, объяснив представителям хунты, что такое национальное государство и как его строить. «Хотите украинское национальное государство?» – вопрошали американские политики, зачастившие к своим подопечным в Киев один за другим. «Хотим, хотим!» – кричали бандеровцы Майдана, подбрасывая в небо автоматы. «Тогда избавьтесь от всего разнородного, инакомыслящего, от любого культурно-цивилизационного влияния России, которое представлено жителями юго-востока, от русских, в конце концов, составляющих большинство населения Украины».
Именно это настойчивое
