style="font-size:15px;"> И на следующий день мы отправились вместе со Стрельниковой. Вноситься в базу. Валька накрасила ресницы, Стрельникова уложила отрастающие волосы гелем, а я так и не придумала, как себя украсить, и просто какое-то время репетировала перед зеркалом, притащенным с помойки, с помутневшей по краям амальгамой, разные выражения лица. На какую роль я сгожусь, интересно?..
Мы заготовили тыщи и явились на «Ленфильм». Попасть туда оказалось не так-то просто. Нужно было ждать у проходной какую-то женщину, которая потом долго вела нас коридорами, где пестрело от плакатов и фотографий артистов. И всюду запертые двери. И на табличках имена. Или даже так: Имена. Там, за дверями, скрывались великие актёры и режиссёры. А мы миновали их, чтобы создать потом из себя фон для их явления на экране. Миновали, пересекли двор, и опять коридоры, и вот наконец мы у цели. Здесь принимают людские массы. Массы выстроились в очередь к фотографу.
Кому-то пудрили нос широкой кисточкой, кому-то предлагали другую рубаху для фотографии. Нам ничего не предложили, переписали паспортные данные, забрали деньги и сделали с каждой из нас по два кадра. Я успела продемонстрировать только два выражения лица из созданной накануне коллекции. Ну ничего, остальные продемонстрирую на съёмочной площадке, решила я.
Однако на съёмочную площадку нас долго не звали. Мы уже успели всё проклясть и наехать на Стрельникову – мол, из-за неё мы потеряли свои тыщи. Но нет, съёмочный процесс медленно, но верно шёл по намеченному плану. И вот наконец мы понадобились. Наш час настал!
Час настал очень ранний. Совсем сонные, мы явились к семи утра по указанному адресу в какой-то ДК. Изнутри ДК производил впечатление заброшенности: советские интерьеры и тишина, тишина… Но вот мы поднялись на второй этаж и увидели, что в недрах ДК скрывается очень интересная кухня. Четыре загородки образовывали небольшой костюмерный цех. Вдоль стен рядами стояли длинные двухэтажные вешалки с самой разной одеждой. Примерно как в секонд-хенде. Только до верхнего этажа нельзя было дотянуться, и костюмерши снимали наряды специальными длинными тросточками. В цеху управлялись две шустрые женщины, к которым мы, народные массы, опять-таки выстроились в очередь. Стоять было очень волнительно, мы пока не знали, какую одежду нам подберут, и, хотя нас пока никто не снимал, «кино» вроде как уже началось. Сейчас подойдёт наша очередь, и мы переоблачимся. И Валька будет уже как бы не совсем Валька, а Стрельникова не совсем Стрельникова, а я не я. Может быть, даже выражения лиц не понадобятся, и наряд сам сделает своё дело, задаст тон, и случатся какие-нибудь чудеса…
Между тем мы обратили внимание, что ряды одежды очень темны и суровы по цвету, а из-под рук костюмерш, как с конвейера, выходят первые «готовые» люди: в каких-то не то рубищах, не то фуфайках…
– Слушай, Стрельникова, а что за фильм? – спросила Валька.
– Да я точно не знаю, – ответила Стрельникова. – Говорят, про войну.
У меня дух захватило. В детстве я обожала книги про войну и постоянно воображала себя участницей событий. Я мучилась вопросом,
