у них такая привычка бороться со спекуляцией. И вообще, ты их не замай: люди на смерть едут!
Убедить его, что это бросает тень на всю Красную Армию, было невозможно. Комиссар принял свои меры. Предупрежденные им по телеграфу железнодорожники выставили на каждой станции вооруженные патрули. Базары опустели. Грабить стало некого. Боевой дух «отборных смельчаков» сразу же спал.
И тогда Мишкино воинство начало таять так же быстро, как создавалась. Понятия долга, чести, воинской дисциплины были налетчикам чужды. Будущее не сулило им ничего хорошего: окопную сырость и жестокие бои с белополяками, в которых, неровен час, и убить могут. Уголовники затосковали по своим теплым «малинам», где никакой дождь не страшен и рукой подать до чужих карманов. Наскоро собрав пожитки, они без лишних слов стали покидать эшелон и, кто как мог, удирать в Одессу. Остановить их можно было, пожалуй, только самыми крутыми мерами, вплоть до расстрела, а на это Япончик никогда бы не пошел. Он слишком хорошо знал своих приятелей: начни налаживать дисциплину – и никто не поручится за твою собственную шкуру…
За станцией Вапнярка поезд остановился в степи. Вдали раздавались глухие раскаты артиллерийской канонады.
Комиссар нашел Япончика возле штабного вагона.
– Почему остановились?
– Что это такое? – вместо ответа спросил Япончик и, прислушиваясь, поднял палец.
– А ты не знаешь? – сказал комиссар. – Это война. Черноморские матросы громят белополяков.
– Да? … – неопределенно пробормотал Япончик. – Подумать только, сколько там шуму! …
Из всех вагонов торчали головы его встревоженных дружков.
– Распорядись ехать дальше! – потребовал комиссар.
– Погоди, – сказал Япончик. – Куда нам спешить? …
Он еще постоял в раздумье, а когда земля донесла особенно сильный орудийный удар, ушел в вагон.
Эшелон продолжал стоять. Комиссара к Япончику не допускали.
– Думает! – сказали ему.
Утром в вагонах недосчитались еще двух сотен молдаванских «героев». А Япончик все еще продолжал «думать», запершись в штабном вагоне со своими приближенными.
Комиссар понял: Япончик струсил. Выбор у бандита был невелик: либо идти на фронт, либо признать провал своей затеи и предстать перед революционным трибуналом. Ни то, ни другое не привлекало Япончика. Он выбрал третье: взяться за старое, сохранить престиж в глазах собственных приятелей и ждать лучших времен. В конце концов, много было разных властей, все погорели, авось и Советская не устоит…
Комиссара вызвали в штабной вагон.
– Мы тут все обмозговали, – объявил ему Япончик. – Это не наше дело – сидеть в окопах!
– То есть, как это?!
– Очень просто! Завертаем до дому!
– Что ты болтаешь? Подумай, что ты говоришь!
– Я уже думал! Какой
