двери автомобиля… Поднимают глаза друг на друга. Их взгляды встречаются.
– Мне кажется, мы знакомы? – неожиданно для самой себя спросила Лиза.
– Нет, я совсем недавно в Москве…
– Ну так давайте познакомимся.
– Давайте… Меня Саша зовут, – сказал молодой человек и застенчиво поправил очки.
– А меня – Лиза, – сказала девушка и рассмеялась в голос. А про себя заметила, что так не смеялась давно.
И тут дверь маршрутки закрылась, и та тронулась с места.
– Мы упустили маршрутку, – заметила Лиза, но как-то равнодушно, без всякого сожаления.
– Тогда пойдём пешком? – предложил Саша. – Давайте будем гулять.
– Давайте будем гулять, – ответила Лиза.
В этот момент под прозрачным куполом в НИИ прикладной биологии заурчал Молодой бог. Удовлетворённо.
Метафора
Елена Валужене
Плач по Йиркапу
Меня запомнят как героя. Мудрые люди напишут обо мне великие слова в своих книгах. Мальчишки будут подражать мне. Девушки будут жалеть, что не успели родить сыновей, похожих на меня. Мужчины будут хвастать, что семя их идёт от меня. Сотни тысяч и тысячи сотен людей будут знать о моей жизни и о моей смерти.
Жизнь моя началась в жаркой чёрной бане. Я не помню, как мать омыла меня в тёплой воде, завернула меня в свою рубаху. Не в рубаху отца завернула. Потому что отца у меня не было.
Мать мою в деревне обходили стороной, но ночами то один, то другой тихо скреблись в нашу дверь. Мать всем помогала. У кого сын с войны не вернулся – расскажет, живой ли, у кого корова в лес ушла – укажет место, у кого болезнь-трясучка – травы даст. Спину надорванную выпрямит, ребёнка золотушного вылечит. Только на любовь не колдовала, не привораживала, говорила: нельзя волю человека ломать. Денег за это не брала: возьмёшь, мол, деньги – силу потеряешь. Так, если кто рыбу принесёт, или хлеб, или утку, и то спасибо. Днём же те, кто ночью ей в ноги кланялся, проходили мимо не здороваясь, как будто мы и не люди вовсе.
Она и меня понемногу учила, да только толку от этого. Женскому колдовству учила. А мне бы – мужское. Силу мужскую, знание мужское, ум мужской. Сколько себя помню, мальчишки в деревне к себе не звали, а шёл, так прогоняли – палкой, камнем кинут: иди прочь, колдунский сын, подзаборник. Плюнут через левое плечо, перекрестятся.
Ночами я засыпал в слезах, а мама обнимала меня и пела песни о древних богатырях, о сильных людях, об умелых охотниках, которые гнались по небу за синим оленем. Вытирала мне слёзы, шептала тайные слова, я засыпал. А потом я вырос, и слёзы высохли.
В охотничью артель меня не брали, пришлось одному в ближних лесах промышлять. А много ли там настреляешь? Только в серых болотах свою силу растеряешь. Однажды вылез я еле живой из чащи на берег лесного ручья, за день ни одной души не подстрелил. Смотрю, а на берегу двое дерутся. Брызги летят, земля комьями. То один на другого насядет, то второй –
