задумался, – раздражение. Я точно не люблю отказов.
– А вы понимаете, что, – я совладала с голосом, – это так просто не пройдет? Даже несмотря на ваше положение?
– О чем вы? – Он стянул с шеи черный платок, сняв с него булавку с синим камнем. Затем бросил следом свой черный пиджак. Оставались еще шелковая белоснежная рубашка и брюки.
– О том, что я против, но вы держите меня силой и обманом.
– Я видел, вы вошли сами. Вас же подарили мне на эту ночь, разве нет? Иначе отчего вы в моей комнате?
Подарили? Подарили!
– У нас невозможно дарить людей! Я оказалась здесь по ошибке!
– Вы оказались здесь, поскольку понравились мне. С первого взгляда. А ваши лидеры рассудили, что вы можете пригодиться. Есть что-то… – он неопределенно махнул ладонью, – неуловимое. Тонкий аромат или же образ…
– Вы женщин коллекционируете? – осенило меня. – Как цветы!
– Это люди срывают цветы, – он произнес будто с огорчением, притом принявшись расстегивать рубашку, – чтобы на время насладиться их благоуханием и красотой. Цветок погибает, о нем забывают. Мне же нужна женщина, не теряющая своей привлекательности. Едва ли такая найдется, хотя вы, именно вы, умеете разжечь интерес.
Рубашка отлетела вслед за остальными вещами, а я сжала на груди орден. Ладно, подходи. Все же лучшими становятся не за красивые глаза и не за пресловутые ароматы. Жаль честно выстраданной вещи, но себя жальче.
Я ощутила озноб, как от холодного дыхания, когда мужчина оказался близко. Провел пальцами по лифу, обводя очертания, скрытые платьем.
– Тебе помочь?
Камень ордена стукнул о пол, ленты упали сверху, а вот металлические вензеля звезды пригодились. Слились в руке отличного реставратора, превратившись за секунды пусть в небольшой, но острый клинок, упершийся мужчине прямо в горло.
– Да, мне помочь. Выйти отсюда.
Он улыбнулся. Обычно человек с клинком у горла улыбаться не станет, тем более когда девушка доведена до отчаяния.
– Шипы, – протянул он. – Какие острые.
И стал наклоняться ниже. А у меня рука дрожала, я старалась надавить, но все опускала и опускала ладонь, пока он склонялся. Потом по пальцам потекло нечто густое, тягучее.
– Теперь это очень хороший клинок, – проговорил у моих губ самый ненормальный из всех встреченных людей. Нет, нелюдей. Я дернулась назад, но не пустила его рука, крепко обхватившая за талию. А губы все же прижались к моим на короткий миг почти невесомо и спорхнули к виску, словно пробовали кожу этими поцелуями. Перешли к шее, задержались у сонной артерии. Покрывая ключицы тонкой вуалью не требовательных, но и не робких касаний, уже ласкали плечи, с которых сползала ткань платья. И я не понимала, как это остановить.
Ослабила давление на клинок, а он трансформировался против моей
