что пора убраться отсюда куда подальше. И мне пришла мысль о тех островах к северу от Эдзочи, куда уходили от самураев племена кувэй.
По счастью, перевал Сиретоко ещё не засыпал глубокий снег. Перебравшись через горы, я купила лодку у старого рыбака в прибрежном селении и отправилась через пролив – там, на горизонте, виднелась земля айну, ещё не покорённых кланом Мацумаэ и не знавших ни правды о Томоэ-годзэн, ни сплетен о кицунэ Томоэ.
Северный остров оказался мрачным и необжитым, но я почувствовала себя в безопасности. В горах Сиретоко заморозки ранние, а на новом месте осень радовала тёплыми ночами. Непуганые зайцы легко попадали в петли, а в мелкие реки стадами шёл лосось, и рыбину можно было без труда выхватить из воды рукой.
Я не решалась выходить к людям, населявшим остров, и жила одна, наблюдая за ними исподтишка. Дикари, звавшие себя словом «куру»[17], почти не строили настоящих домов – чаще землянки, крытые тростником. Они жили маленькой дружной общиной, охотились, били морского зверя, коптили рыбу. Их лохматые мужчины, чьи лица заросли нечёсаными бородами, были отчаянными и сильными, – охота на лесного и морского зверя занимала большую часть их дня. Женщины коптили рыбу, собирали съедобные травы, плели циновки и нянчили детей. Взрослые дикарки украшали лица татуировками вокруг губ, отчего безобразная улыбка растягивалась до самых ушей.
Скоро я уподобилась диким эдзо: остриженные до плеч волосы свободно висели, как у их женщин, а домом мне служила землянка, будто и впрямь я была лисой.
Когда сосульки повисли на южной стороне высокой ёлки, боги дали мне дочь – плод умершей любви.
Что мне было делать с этим ребёнком? Ночью я положила её в корзину и отнесла в ближайший котан айну. Там, у жилища старейшины, моя ноша и осталась. Последний раз посмотрела я на дитя, чертами лица напоминавшее Саито, и ушла. Снежные хлопья, будто холодные бабочки, слетались в корзину из глубин чёрного неба. Детский крик раздался в ночи, откинулся полог землянки, и куру забрали себе мою дочь.
Часть 2
Чёрный остров[18]
АН-24 шёл на третий круг[19] над островом. Точнее, над тем местом, где остров должен быть. Пассажиры заметно нервничали.
– Да обычное это дело! Сколько раз так случалось: покружим-покружим – и назад, на Сахалин. Я лично не удивлюсь… – чему не удивится толстый мужик в правом ряду, Ким Динх Ван, больше известный как Виталик Ким[20], уже не слышал, уши от резкого перепада высоты заложило. Облачность разорвалась, самолёт нырнул вниз, как в колодец, и через пять минут посадочная полоса аэропорта Менделеево приняла на себя вес грузно подпрыгнувшей на бетоне «аннушки». Виталик зажал нос пальцами и, следуя совету знакомого водолаза, «выдохнул» через уши. Со второй попытки слух удалось вернуть. Он деловито пересчитал четыре головы своих подопечных и, заглянув за спинку впереди стоящего кресла, учёл пятую. Дверь открылась, пограничник проверил
Люди (айнск.).
Название острова Кунашир переводится с айнского как «черная земля».
Когда остров закрыт низкой облачностью, самолёт кружится по периметру острова в ожидании просвета над аэропортом, в который можно нырнуть и совершить посадку. Часто, без толку покружившись, так и улетает назад на Сахалин.
По данным последней переписи корейцы на Сахалине составляют почти 5 % населения.
Появление первых корейцев на Сахалине относится к 70–80-м гг. XIX в. Упоминание о них встречается в путевых заметках А. П. Чехова. С 1939 г. началась тотальная трудовая мобилизация корейцев в Японию и на Сахалин, вербовка молодых корейских рабочих на работу в угольных шахтах Сахалина. Внешне миграция по вербовке выглядела добровольной, но по существу носила добровольно-принудительный характер. // Ким Герман. Корейцы на Сахалине.
