и «высокомерием» просветительского секуляризма. Читая между строк, мы видим, что Фонвизин апеллирует как к вере в Бога, так и к универсальному разуму – к недемонстративной вере, основанной на поклонении Богу в подлинном сообществе верующих, связанных любовью, и к разуму, лишенному презрения к «непросвещенным». Его девизами были вера в Бога и искреннее доверие («добрая вера»).
Утверждение Фонвизина о том, что Россию следует предпочесть Франции и что в ней есть место подлинной свободе, не следует понимать как восхваление екатерининского правления. Его замечания о французской тирании, несправедливости и взяточничестве намекали и на хорошо известные особенности российской политической жизни. Обличение недостатков французской культуры не освобождало от критики русскую культуру, поскольку русские неразумно стремились подражать французскому образованию, а с ним усваивали и французские пороки. Его аргументы сводились к тому, что порочная культура Франции не должна служить образцом для России и что «Бог создал нас не хуже их людьми» [Фонвизин 1959, 2: 476]. За этими аргументами, безусловно, стояла неприкрытая национальная гордость, но не следует забывать о том, что Фонвизин испытывал неловкость, даже смущение от того, что многие русские интеллектуалы «низкопоклонничали» перед Западом.
Фонвизин, Панин и фундаментальные политические реформы
Фонвизинское «Рассуждение о непременных государственных законах» было написано, вероятно, в 1782–1783 годах, в последние месяцы жизни Никиты Панина, хотя о необходимости реформирования российского государства Фонвизин начал размышлять, по-видимому, намного раньше. Насколько нам известно, Фонвизин составил «Рассуждение» по указанию Панина как введение к другому документу – проекту основных законов Российской империи. Панин правил «Рассуждение» Фонвизина и, вероятно, планировал взять на себя всю ответственность за его авторство. Оба документа – «Рассуждение» и проект основных законов – Панин намеревался передать Павлу по восшествии его на престол [Пигарев 1954: 134–137]. К сожалению, Панин умер, не успев завершить работу над конституционным проектом – а если он ее и завершил, то проект не сохранился. Однако он успел изложить в общих чертах его содержание и вверить его своему брату Петру для последующей передачи Павлу [Шумигорский 1907: п1–13].
И «Рассуждение», и конституционный проект были окутаны тайной. Хотя Панин сообщил Павлу, что документы находятся в стадии подготовки, он не передал их копии царевичу. Панин наверняка опасался, что случайное раскрытие документов приведет к аресту его самого, его брата Петра и Фонвизина по обвинению в заговоре против российского престола. Если бы документы попали в руки Екатерине, они наверняка послужили бы предлогом для масштабных арестов в Коллегии иностранных дел и в армии. Если бы Екатерина узнала об этих бумагах, она, вероятно, приказала бы арестовать
