в таком состоянии, потеряв много крови и сил, он понял всю трагичность ситуации. Командир его взвода погиб в бою. Не ранен, как он сам, а именно погиб.
– Один ты остался, парень! – произнесли ему над ухом. – Нет больше твоего лейтенанта. Убили его фрицы.
Голова разведчика отклонилась набок. Он закрыл глаза. По щеке медленно потекла скупая горькая слеза. Судьба пощадила его и на этот раз, но забрала навсегда его командира, вырвав того из жизни.
– Лейтенант! – снова, уже машинально, прошептал Егор, оплакивая в душе павшего в жестоком бою офицера, с которым свела его судьба всего на несколько месяцев совместной службы и боевой работы.
– Из какого полка? – резко перебил его мысли настойчивый голос, а в глаза ударил свет керосиновой лампы, а не светильника-коптилки.
Лампу держали в руке наверху, в метре от лица разведчика. Рядом застыло чье-то лицо, потом появилось второе.
– Из двадцать седьмого, – прошептал в ответ Егор и попросил: – Водички дайте.
– Значит, из нашей дивизии! – констатировали его ответ.
– Отправь вестового туда в штаб. Пускай сообщит, что разведку их нашли, что раненый есть и убитый, – заговорил настойчивый резкий голос, тот самый, что спрашивал у Егора номер его полка.
Разведчик открыл глаза. Глаза наклонившегося над ним знакомого военврача из дивизионного санитарного батальона смотрели на него в упор.
– Фамилия? Звание? – громко, четко, по-военному произнес доктор.
«Зачем он спрашивает? Ведь он меня прекрасно знает. Перевязывал сколько раз». – Мысли солдата путались. В какое-то мгновение он даже подумал, что находится не на земле, не в своем теле, что уже умер и его допрашивают где-то в небесной канцелярии, куда приняли вслед за павшим в бою командиром взвода.
– Сержант Щукин, – тихо пересохшими губами пролепетал он, наконец, поняв, что присутствует не где-то в облаках, а в палатке санитарной части, куда его доставили, пока он был без сознания.
– Значит, жить будешь! Раз глазами осознанно вертишь, да имя со званием помнишь! – произнес военврач и передвинулся к ногам разведчика.
Сильная боль пронзила тело Егора. Он выругался и громко застонал.
– Терпи, сержант Щукин! – сказал ему доктор и скомандовал кому-то, кто был рядом: – Ему спирту, а мне нож.
– Мне бы водички сейчас. В горле пересохло все, – прошептал разведчик вялым ртом, еле выговаривая слова.
Чьи-то сильные руки приподняли его голову, к губам приставили солдатский котелок и, наклонив его, начали вливать в рот зловонную жидкость, которая стала больно обжигать его нутро, заставляя едва ли не задыхаться ослабленный ранением организм. Егор справился с рвотным позывом, проглотил все, что в него вливали. Поддался сильным рукам и не стал сопротивляться, отдавшись во власть доктору.
Новая боль пронзила весь организм. Егору стало понятно, что с его ногами врач пытается что-то
