цветками, плотно окутывали землю, поднимаясь вверх по металлическим трупам, почти на метр. Более мощные, подобно земным лианам, взбирались до самого верха, крепко вплетаясь своими стеблями в элементы конструкций. А потом спускали длинными прядями вниз свои листья. Да и листья ли? Тоненькие, словно человеческий волос, мягкие двухметровые ниточки, собирались в огромные пучки-метёлки. И если коснуться этих ниточек, то они резко чернели, а спустя минуту начинали окрашиваться, начиная от стебля, в фиолетовый цвет и вспыхивали ярко-красным на самом кончике. Еще внизу встречались практически настоящие деревья. Несколько стеблей, толщиной в человеческую руку, закручивались вокруг друг друга косичкой, выбрасывая на своей вершине, длинные листья-стрелки, похожие на перья павлина. Но таких деревьев было не много, внизу им явно не хватало солнца.
С гребня холма открывался вид на безбрежную пустыню металлолома, тянущуюся от одного горизонта к другому. Казалось, что останки кораблей не оставляют не единого кусочка свободного пространства, плотно соприкасаясь своими телами. Корабли целиком, корабли разорванные на части, громоздящиеся друг на друга, и огромное количество разношёрстных металлоконструкций, разбросанных тут и там.
–Неужели, всё это когда-нибудь удастся разобрать, переработать и пустить в дело. Целая планета-свалка. – думала Лера.
Пока Лера прибывала во всеобъемлющем созерцании, пытаясь осознать весь пространственный и временной масштаб катастрофы, Павел больше внимания уделял деталям. Он выхватывал взглядом какие-то фрагменты кораблей, пытаясь сопоставить их с земными аналогами. Пришёл к выводу, что тут, как и на Земле, корабли, скорее всего, делятся по классам. Основным критерием, наверняка, служит «водоизмещение», ну или размер судна. А возможно и военная направленность.
Во взгляде Павла, в отличии от Леры, было меньше изумления, но больше оценки, или даже анализа окружающего мира.
– Даже думать забудь! – обратился Вир к Павлу, поймав его взгляд. – Убежать не получится. По крайней мере, пока.
– Да я и не думал.
– Вот только не свисти мне. – Вир злорадно ухмыльнулся. – Я уже сотню раз видел подобный взгляд. Пойми, тут просто некуда бежать. Тебя быстро обнаружат дроны, а если ты и укроешься от них, то тебя встретят по направлению к Татаракке. Все, кто пытался бежать, идут в том направлении. И тогда тебя ждёт рабский ошейник, и никакого выкупа.
– А если не стремиться в город, остаться на свалке? – сопротивлялся Павел.
– А смысл? Дни проводить в поисках пищи? Искать каждый раз новый ночлег, опасаясь, что тебя, рано или поздно обнаружат? Сменить судьбу невольника на участь бомжа, и провести остаток жизни в постоянном страхе. Может у вас там, в диких мирах, рабство вселяет страх и ужас, то у нас это часть взаимоотношений, многовековой уклад. У Арвара это вообще часть культуры. Рабство страшно, когда ты подопытная крыса, для экспериментов или на органы. Ну или когда попал в бордель. Вот убежишь
