с возможной продолжительностью жизни пауков женского рода, взрослеть Ррр будет еще долго…
Словно услышав мысли подруги, брахипельма решилась и соскользнула осенним черно-рыжим листочком в ладонь, приподнялась на лапках, словно потягиваясь, просела и заклякла неподвижно, явно наслаждаясь соседством и теплотой человека. Просидеть так, полностью погрузившись в свой паучий внутренний мир, предаваясь процессам самопознания, Ррр могла долго, поэтому Ора тоже принялась устраиваться в кресле. Кто сказал, что пауки – глупы, что дальновидности в них не больше, чем у инфузории?.. Женщина от негодования может быть и тряхнула бы плечом, но побоялась потревожить свою «чернушку». Спустя пару лет близкого знакомства с этим милым существом ведьма пришла к мысли, что умнее пауков – только пауки. И выживут, в случае чего – тоже только пауки, ведь благоразумия и терпимости в них больше, чем в некоторых ее клиентах… Ведьма все еще саркастически морщила физиономию, когда Ррр проснулась, снова повелительно подняла переднюю лапу, замерла (очевидно, приказывая своей убого-двуногой подруге переместить себя назад – в домик), и Ора поспешила исполнить паучье распоряжение! Постояла еще немного возле террариума. Все-таки пауки – чудесные создания! Никаких ненужных эмоций и поступков! Всем бы так…
И снова слезы… Ведьма скучающе зевнула, взглядом попыталась найти что-то интересное за окном и, не встретив ничего, достойного ее внимания, продолжила слушать.
– Вы даже не представляете, до чего он допивается! Он приходит грязный, как животное, мычит что-то невразумительное, цепляется до всего, что надо и не надо! Мелкую мебель – переворачивает, посуду – бьет… Накуролесит и ползет, довольный, спать!
Рассказчица, женщина лет сорока, устало вздохнула, шмыгнула носом.
– Да и привыкли мы уже с дочкой – за столько лет! Когда он выпьет, мы, как мыши по дому шныряем, чтоб не нарваться на его крик! Да только… – протянула измученно, – к дочке он пьяный цепляться стал…
Стыдливо прикрыла глаза, прерывисто всхлипнула и с плачем выдохнула:
– Последний раз… Я на работе была… Во второй смене… А он пьяный пришел – как всегда, пока меня дома нет… Маня спала уже – в своей комнате – ночь поздняя была.. А он, – рыдания мешали говорить тетке, она то и дело, cловно пытаясь спрятать лицо в складках огромного несвежего носового платка, терла им глаза и нос. – А он, – повторяла слова, будто бы не решаясь сказать о случившемся, – он, скотина такая…
Ее прервала девочка, очевидно, ее дочка – безжизненно-ровным, абсолютно лишенным эмоций детским голосом, странным голосом – для тринадцатилетнего ребенка:
– Я сама расскажу… Мама, подожди…
Молчание. Взгляд, усталый глубокий взгляд взрослого тринадцатилетнего человека. Усталость заполнила комнату. Усталостью, безысходностью несло от этой парочки – матери и дочери, расположившихся
