Это бывает с теми, кто обращается в Комитет сведений «Овератора», – а вы ведь уже обращались туда, Рамон?
Я с ненавистью оглянулся на него. Кто просил его проявлять при Сане свое любопытство? И какое ему дело до того, знаю ли я то, что знает он, или нет? И потом, мне показалось, что он не просто спрашивает меня, а, зная, что я еще никуда не обращался, попросту подталкивает меня в сторону этого комитета.
Я пристально посмотрел на этого фиолетового. Ну да, он боялся. Он постоянно боялся. Хотя бояться ему было не за кого, я в этом абсолютно уверен. Он боялся за себя. И толкал меня на то же самое. Ну ладно, встречусь я с тобой как-нибудь без лишних свидетелей. Тогда и поговорим. А сейчас я ограничился лишь высокомерно брошенной репликой:
– Я не обращался ни в какие комитеты. У меня нет времени на такие пустяки.
Хотя это тоже было порядочное детство.
Мобиль взмыл вверх и скользнул в поросшее селиграбами ущелье. Я посмотрел на Сану – она сидела, наклонив голову, и, казалось, с интересом глядела вниз, где четко обозначалась граница вечного искусственного лета и подходящей к концу неподдельной зимы. Но я знал, что она все еще думает о словах Патери Пата.
– Ну что ты? – Я постарался, чтобы мой голос звучал с предельной беззаботностью.
– Может быть, он и прав, – ответила Сана. – Тебе нужно слетать на Кипр и узнать…
– Нужно? А ты уверена, что это мне нужно?
– Разумеется, нет. Это единственное, в чем я тебе не могу даже дать совета. Каждый решает это за себя. Но мне кажется…
– Что именно?
Она помолчала.
– Нет, ничего, – сказала она наконец. – Ничего.
Я смотрел на нее и никак не мог понять: действительно ли она хочет, чтобы я стал таким же, как они, или, наоборот, неловко пытается уберечь меня от этого.
– Черт с ним, с «Овератором», – сказал я, – мне сейчас не до того.
Она быстро глянула на меня, и я снова не понял ее взгляда.
– Правда, не до того. Ты же понимаешь, что я не боюсь. Просто я сейчас не могу думать о себе. Сейчас – только ты.
Сана опускает голову. Мы уже прилетели. Я выхожу и подаю ей руку. За нами легко выпрыгивает Педель. Надо научить его подавать руку даме, даже если с точки зрения машины это не является необходимым и целесообразным… А впрочем, не стоит. Не так уж много придется это делать, чтобы препоручать это другому, хотя для меня и забавно было поддерживать в Сане отношение к нему как к человеку.
Для того хотя бы, чтобы у нее постоянно был повод отвлечься от этого.
– Педель! – остановил я его, дав Сане пройти вперед.
Огненно-рыжее чудовище на алом снегу: солнце садилось.
– Что я должен?
Велеть: «Стой и не шевелись!» – и он будет стоять здесь и день, и год, и, когда все уже будет кончено и Сана навсегда исчезнет из этого снежного мира, он будет стоять здесь и ждать следующего приказа, и выполнит его так же точно, как и все в своем существовании, и будет продолжаться это бесконечное
