style="font-size:15px;"> – Что стоите, али не видите, одеваться мне пора?
Подбежали слуги, стали царя одевать. Одевают, а сами глянуть на него боятся, глаза отводят, с взглядом царским встретиться опасаются.
– Да вы что? – Дубрав чуть не в ярость пришел. – Отчего от меня отворачиваетесь? Почему в глаза не глядите, словно воры грязные? Или что-то да со мной не так?
Упали слуги на колени и взмолились:
– Не вели казнить нас, царь отец, да только изменился ты сильно. Словно двадцать лет прошло, а не одна только ночь.
– Что вы такое болтаете? Иль плетей вам захотелось, язычники?
И хотя рассердился царь Дубрав, а только все равно обеспокоился. Велел зеркало себе принести Венецианским королем подаренное. Принесли ему зеркало. Глянул в него царь и отпрянул в ужасе. Из стекла на него не богатырь глядел, а человек жизнь повидавший, с седыми прядями в волосах.
– Что это со мной? – воскликнул Дубрав. – Неужто прав оказался старый бес, и старею я?
Кончили слуги одевать царя. Поднялся он, схватил со спинки кровати меч свой верный двухпудовый и ну им над собой вертеть. Только ветер ходуном заходил. Слуг так и сдуло.
Засмеялся Дубрав, сразу себя лучше почувствовал.
– Есть еще сила богатырская! – воскликнул.
И пошел он в Большую палату, где его престол стоял, чтобы царскими делами заняться. Делами важными, государственными. А там его уже бояре дожидаются. Старец Брадомир, только глянул на царя, лишь головой покачал:
– Что с тобой, царь батюшка? – молвил он опасливо. – Уж не захворал ли? Или может, плохо спал?
Только так грозно глянул на него Дубрав, что боярин язык прикусил, больше об облике царском слова не вымолвил. Ну, уж, если сам Брадомир об этом молчит, то уж другим и подавно говорить об этом и на ум не придет, да и язык не повернется.
Весь день царь занимался государственными делами вместе с думой боярской. До вечера на престоле сидел с короной на голове. Столько грамот да приказов принял и подписал, сколько за пять лет успеть раньше не мог. А только вечер наступил, захотел царь с трона подняться, а не может. Опять слуг кличет.
– Что-то мне тяжело встается, – пожаловался, когда его поднимать стали. – Словно к трону прирос. Что значит, весь день просидел без движения. Для богатыря это тяжелее десятка сражений. Ой, тяжела ты, корона царская. Голова от тебя разболелась. Спать охота.
И еле дошел он до спальни своей и замертво на кровать бухнулся. Даже раздеваться не стал.
А по городу уже слух прошел, что царь заболел. Люди волноваться на улицах начали, слухами нелепыми обмениваться.
Прослышал про болезнь отца и Ваня царевич. Перепугался. Расстроился. Побежал к тронному залу царскому, к Большой палате, где совет и дума заседали, да только стража его не пустила.
– Не велено никого впускать!
– Кем не велено? = удивился Ваня.
– Государем.
Ничего возразить на это. До
