Дети – не взрослые, в них надежда на чудо теплится дольше затухающего уголька.
– Да, не. Не запретили, – заверил шептунов суетящийся неподалеку, но имевший невероятно острый слух торговец сладостями. – Им выделили какой-то пустырь на юге Гранамы, где они и будут давать представления. Так странно, однако ж…
Но дослушивать суждения его никто не собирался, шепот усиливался, словно телеграфный отстук, разнося новость по городку. В тайне у каждого отлегло, хотя большинство продолжало осуждать одно лишь присутствие чужаков в Гранаме. Но притворство за последние десятки лет незаметно само по себе вжилось в горожан и обрелось в виде второй личины. Лишь дети, ещё неспособные лицемерить, открыто радовались предстоящим зрелищам. Но на то они и дети, им всё с рук сойдет.
Но не все послушно сели в цирковые машины, один человек всё же остался там, где и стоял. И самое занятное, никто не заметил и не придал этому значения, хотя он был чужим в равной степени как этому месту, так и балагану, с которым прибыл.
Высокий худощавый мужчина с любопытством осматривался вокруг, его серые и по-юношески ясные глаза кого-то искали среди суетящихся торговцев и любопытствующих обывателей. Широкие поля соломенной шляпы откидывали тень на пол-лица, но и той его части доставало, чтобы разглядеть смуглость загорелой кожи, тонкие и чуть закрученные пепельные усы и острую, клинышком, короткую бородку. Никто не мог бы сказать, каковы черты лица незнакомца: острые или мягкие – отчего-то в памяти внешность долго не держалась, ускользала и расплывалась. Даже то, во что был одет чужак, меняло цвет и форму в рассказах тех, у кого память оказалась шибче остальных.
«Тот тип носил синие джинсы, белые ботинки и серую футболку», – авторитетно заявлял один.
«Да, не. Какую футболку и джинсы? Костюм! Светлый костюм и сандалии» – возражал другой знайка.
«Всё неверно! Брюки, туфли и пиджак», – уверяло третье лицо.
На самом деле, Янус, так звали приезжего с балаганом, носил синие кроссовки, серые джинсы и тонкую льняную рубашку с длинным рукавом, глубокого сине-серого цвета. Сочетание ли этой гаммы в его одежде, а может, его личное свойство воздействия на людей приводили к тому, что в первые минуты знакомства людям казалось, будто в нательном одеянии господина смешивались небесная синева и сталь грозового неба. И становилось не по себе.
Да и истинный возраст пришельца не улавливался, ему давали от шестидесяти и дальше, хотя на самом деле он ещё не переступил этот порог, нося внутри пятьдесят четыре года.
Обведя взором площадь и не удовлетворившись, Янус обратил смуглое лицо к небу. По чистой бирюзовой глазури медленно ползли облака, точно взбитое картофельное пюре.
– Отлично, – удовлетворённо кивнул сам себе он, очевидно, наверху отыскав нужное.
– Что? Что отлично-то? – закудахтала поблизости средних лет торговка в аляповатом одеянии, на вид явно цыганка.
– Ночь будет,
