на деревья темные силуэты ворон. Устраиваются на ночлег… Но почему они взлетели? Их кто-нибудь потревожил?
– Лучше иди назад, прикажи мальчишкам в хижине браться за работу. Скажи – так приказал Ликос. А ему самому передай, когда увидишь, что подлесок вновь подрастает: пора снова браться за расчистку.
– А тебе, Козза, без дел не живется? – Мирисати не торопился в лагерь.
– На нас уже нападали. Йернии держатся поодаль лишь потому, что мы перебили всех, кто пытался на нас нападать. Но когда-нибудь они непременно полезут снова. А кусты могут служить им укрытием. Лягут на землю и поползут.
– Старик, тебя одолевают кошмары. Мне снится иное, высшее. Теплое солнце, оливковые рощи, прохладное вино. Дивное эпидаврское вино, такое густое, что его приходится разбавлять двадцатью частями воды.
А потом хорошо и девку, да не грязную донбакшо, с которой приходится сперва срезать эти тряпки, чтобы убедиться, что перед тобой не мальчишка и не старик… девушку с медовой кожей, от которой пахнет благовониями.
– Да, такую там не встретишь, – махнул Козза в сторону темного леса.
– Вот я и не надеюсь. Неужели и весь остров такой же?
– Да, насколько я видел. Мы ходили два лета назад – у Ликоса были какие-то дела с племенами. Повсюду леса, густые, даже на высоких холмах не продерешься. Чтобы дойти до племен, у которых огромные камни, нужно идти пять дней. Эти йернии роют землю словно кроты: насыпи, круглые и прямые, холмы, погребальные курганы, а потом еще ставят на них камни… огромные такие уродины.
– Зачем?
– Их и спрашивай. У людей Уалы, где мы тогда были, камни наставлены в два круга, голубые, а верхушки красным намазаны… словно огромный хрен торчит из земли. Грязные люди.
– Смотри, что там? – Мирисати указал мечом на вересковый куст, темневший под буками.
– Ничего не вижу. – Опускалась темнота, и Козза уже не мог ничего разглядеть.
– А я видел – только что. Лиса, наверное, или олень. Неплохо бы добыть свежатины для котла. – Он поднялся на вершину вала, чтобы лучше видеть.
– Назад! Ты ведь не знаешь, что там было.
– Не бойся теней, старик. Они не кусаются.
Мирисати со смехом обернулся, чтобы спрыгнуть вниз. И тут в воздухе что-то прошелестело. Копье глубоко погрузилось в шею воина, удар бросил его наземь, звякнул доспех.
Мирисати упал на спину, разбросал ноги. Выкатив глаза, он потянулся к древку и умер.
– Тревога! – завопил Козза. – Тревога! – И заколотил мечом в край щита.
Больше копий никто не бросал. Осторожно выглянув из-за гребня вала, он увидел, что от леса безмолвно и быстро, как волки, бегут мужчины. Нагие даже в эту погоду, они ограничивались короткими кожаными набедренными повязками. В руке бегущего первым было копье, он метнул его в Коззу, тот легко отразил удар. Больше копий в него не бросали – местные жители использовали копье для охоты, а не в сражении.
