стула, коснувшись ладонью лба и закрыв глаза. – Этот негодяй просто взял и отменил все. Конечно, я буду в ярости! Планы существуют для того, чтобы они сбывались.
– Думается мне, ты пропустила лекцию о правде жизни.
– Я тебя ударю!
– Тогда я тоже тебя ударю.
Их взгляды схлестнулись жëстче всяких мечей на поле брани. Одногруппница присвистнула и рассмеялась, проходя мимо их парты – точнее, обходя её. Время перевалило за восемь, пара уже должна была начаться, но преподаватель по обыкновению опаздывал, а потому никто не спешил занять своё место и сбавить голос. Правда, появление профессора не остановило бы Машу от повествования о своей трагедии в отношениях, пока Стелла в полной мере не прочувствует её страдания. Жаль, она не на ту напала. Хотя, наверное, поэтому они и дружили. Странно, но дружили.
– Почему отменил? Паша каждый раз выглядит так, словно у него челюсть отвалится при виде тебя. Не думаю, что дело в его чувствах, – Стелла переключилась на свои конспекты, бессмысленно листая тетрадь. – Наверное, у него были причины.
– Наверное, – и это была её последняя фраза перед тем, как дверь лекторной открылась и появился профессор по медицинским предметам.
Настроение окончательно испортилось. Стелла и Маша не ругались – они просто переставали говорить, когда кто-то кого-то обижал или если у кого-то из них случалось такое вот упадническое настроение. Это молчание ощущалось тяжëлым, немногим лучше обычных криков и споров, но почему-то так повелось с самого начала: они не кричат, не спорят, а просто замолкают. Наверное, девочки не хотели ругаться, портить отношения правдой о своих чувствах, но по итогу, вероятно, выходило только хуже.
Взгляд Стеллы пополз мимо лектора, кабинета ивсей этой ситуации к окну, к белому небу с бушующими в диком танце снежинками. Ветви гнулись от ветра, спешащие на учëбу и работу люди кутались в шарфы, прятались под капюшонами и ныряли в тепло машин – никому не хотелось ощутить жëсткое начало декабря.
Стелла закрыла глаза и открыла их будто бы только в следующей жизни: она стояла перед зеркалом в узкой каморке для персонала и вглядывалась в своё круглое лицо с мягкими щëчками, вздëрнутым носом, губами бантиком и ясными, холодными голубыми глазами – не за них, конечно, к ней некогда привязалось прозвище, а за блондинистые, длинные волосы, всегда немного завивающиеся на концах. Сейчас она беспощадно заплетала две косы, чтобы потом заколоть их в гульки и надеть темно-красную шапочку в цвет фирменного поло кафетерия, в котором она подрабатывала после пар. На ней униформа сидела не совсем так, как на других работниках, из-за её покатых плеч, среднего размера груди и округлых бёдер, которые некогда в детстве были объектом для насмешек. Размышляя об этом, Стелла пришла к выводу, что на самом деле детям неважно, за что ненавидеть, они просто выбирают то, что выбивается из «такого, как у всех», и начинают придираться. Дети вырастают, а травмы – они бледнеют, как шрамы, которые навсегда останутся на коже твоей души.
– Ты
