интифады. Я мог бы сказать в свое оправдание (рискуя лишь подстегнуть его возмущение), что в то время даже не представлял, где находится Израиль и кто там живет, не говоря уже о его настоящей или мнимой вине. И что к манифестации в поддержку палестинских братьев, жертв “безжалостного сионистского апартеида”, которая проходила во дворе нашего лицея, я присоединился по той же причине, по которой добрая половина школы (преимущественно представители мужского пола) собралась там в три часа дня – выкрикивать лозунги и вешать растяжки с призывами, смысл которых для большинства оставался туманным. У этой причины были имя и фамилия, весьма популярные в нашем лицее, – София Каэтани. Несмотря на голубую кровь и на то, что по слухам, она купалась в золоте, София, которая была на год старше меня, стала воинственным и харизматичным лидером молодых коммунистов. Она ходила с распущенными волосами, одевалась неформально, не красилась, не улыбалась и была писаной красавицей. Поговаривали, что она с утра до вечера курит травку и что уже год не разговаривает с матерью, звездой римского светского общества. С тех пор как мы поступили в гимназию, София Каэтани стала излюбленной темой наших с Деметрио разговоров, мы подкарауливали ее на переменах. Проведя тщательное расследование, мой приятель решительно исключил то, что София носит лифчик. “У нее соски видны”, – заявил он с обычной уверенностью. Тривиальность подобного замечания настолько меня воодушевила, что с тех пор я ни о чем другом и думать не мог. Только о сосках и о моей первой любви. Хотя я трезво оценивал свои шансы и понимал, что эта девушка никогда со мной не заговорит, даже если мы окажемся одни на необитаемом острове, как герои “Голубой лагуны”, я знал, что никогда ее не разлюблю. Это к тому, что, попроси меня София Каэтани, я бы вышел на демонстрацию против себя самого, не только против “израильской оккупации” и “сионистского апартеида”.
– Не говоря уже о женщинах, – продолжил дядя Джанни, словно прочтя мои мысли.
– О женщинах?
– Ну да, о женщинах. Знаешь, там почти все из Северной или Восточной Европы. Германия, Польша, Венгрия. Сногсшибательные блондинки, перебравшиеся к Средиземному морю, загоревшие под солнцем пустыни и похудевшие из-за спартанского образа жизни. Кибуцы и служба по призыву окончательно избавляют их от предрассудков – не знаю, понятно ли я говорю… – И он опять подмигнул. – В общем, – заключил дядя с чрезвычайно довольным видом, – должен признаться, что все встреченные мной израильтянки – шикарные телки.
Эти слова были самым откровенным признанием, которое я когда-либо слышал от взрослого. Но странное дело, я совсем не смутился. Возможно, подумал я с облегчением, объясни я ему свое отношение к Софии Каэтани и то, какая скользкая дорожка привела меня в ряды участников сидячей забастовки против Израиля, дядя Джанни наверняка бы меня простил.
Теперь полоска темно-синих облаков отделяла город от розовеющего неба. Видневшийся на востоке купол какого-то собора сиял, словно висящая в небе летающая тарелка, отчасти затмевая бурное
