с нужным местом, я сказала:
– Давай присядем здесь?
Мама помогла мне опуститься на скамью, и мы просто сидели молча. Не знаю, в капельнице ли было дело, ковид ли ослабил хватку, но когда я проснулась, то, ещё не открыв глаза, поняла, что чувствую себя лучше. Появилась словно лёгкость какая-то. Будто в меня по капле влилось что-то хорошее. И что-то теперь было во мне – что-то очень сложное, но и совершенно очевидное. И настолько всеобъемлющее, что меня аж распирало от самых разных чувств. Это было воспоминание о том, как Макс прикоснулся к моей щеке.
Я стала придумывать речь: «Мам, я хотела бы побыть немного одна, если ты не против, послушать музыку», – но за меня всё сделал врач.
– Вот вы где, – сказал он вдруг. – Мамочка, можете сходить со мной и подписать оставшиеся документы?
Я поняла, что мама вскочила при его появлении, потому что наушники упали с шорохом на пол.
– Саша, давай я отведу тебя в палату, – засуетилась она.
– Не надо! Я прекрасно тут посижу. Под цветком. Никто меня не украдёт.
– А откуда ты знаешь про цветок? – ахнула мама. – Ты видишь его?
– К сожалению, нет. Просто он пахнет.
И вот мама с доктором ушли. Я сижу одна, в наушниках, но музыка не играет. Прикрыла глаза. Если он подойдёт сейчас, то подумает, что я умиротворённая и задумчивая, хотя я как натянутая тетива. Но придёт ли он – вот в чём вопрос. Мы договорились встретиться вчера. Я не спросила, как часто он бывает в нашем отделении. А если он сейчас на процедурах? Мне остаётся только ждать. И чем дольше я ждала, тем неприятнее становились вопросы, которые я себе задавала.
Наконец, я спросила себя: а почему ты вообще решила, Алекса, что он придёт? «Давай затусим» – это вообще-то ни к чему не обязывающее выражение. Мама с папой, бывало, шутили: «В нашем возрасте, когда говоришь кому-то, что надо бы встретиться, это означает вроде как до свидания». Ну вот, может, и «давай затусим» – это, по мнению Макса, «пока-пока». И вот я опять будто не новая уверенная Алекса, а скудоумная Шура, которая не врубается в то, во что врубаются все остальные. Опять эта паршивая растерянность и беспомощность. Я же начала новую жизнь, я изменилась. А в голове бухало: «Да он вообще забыл уже, что он тебе говорил», «Он и тебя уже забыл».
– Алекса? – услышала я.
Точнее, нет, не так. Я ощутила его присутствие за секунду до того, как он произнёс моё имя. Какие-то вибрации в воздухе. Он пришёл. Я дёрнула наушники.
– Привет незрячим, – сказал он.
– Привет хромым, – в тон отозвалась я.
– Я вчера приходил, но тебя не было.
Не забыл! Он приходил! Он искал меня!
– Да капельницы эти…
– Кино тут смотришь? – А с чувством юмора-то у него всё в порядке.
– А ты в футбол пришёл поиграть? – Я снова становилась собой, Алексой.
– До футбола ещё как до Луны пешком.
– Ну, ничего. Подлатают тебя, и будешь снова гонять. Отдыхай пока, релаксируй.
– Да в том-то и вопрос. Отдыхать
