м возвращаться не нужно, галдят очень. Они какие-то у нас не мечтательные.
Мыши и всякие другие мелкие грызуны в Питере весной, наверное, не спят. Мне кажется, они и зимой-то не очень спят. Но уж слишком они пугливы и деловиты – с ними тоже не помечтаешь.
Мой брат как-то поймал дома одну такую мышь и посадил ее в стеклянную банку. Полквартиры ради этого раскурочил, даже шкафы сдвинул. Жуть. А мышь эта молча стояла в банке на задних лапах и только шерсть на башке дыбила, пока я ее на помойку не выпустил. Ну какие мечты с таким существом?
А вот остальные, да. Они мечтают.
Их не так-то много. Собаки, кошки, люди всякие.
Но когда асфальт на Петроградке перестает пахнуть морозом, а начинает натурально пахнуть асфальтом, когда в лужах появляются веселые разноцветные мазутные разводы, а не черные льдины, когда на тротуар выпархивают сотни каблучков – стучать позвончее, а не хлюпать снежной кашей, когда, наконец, проглядывает что-то зеленое среди серых домов, тогда все они и начинают мечтать.
Глава 1
Мечты о любви
Возьмем, например, собаку по имени Пёсдель.
Она – собака, поэтому лежит на боку.
Лапы ее слегка бегут, нос подрагивает, а хвост бьет по полу. В общем, крепко спит.
А рядом спит Семен Апсатович. Кого еще во сне, спрашивается, она могла унюхать. Он лежит на боку, хоть и не собака, и обнимает холодную батарею отопления.
Семен Апсатович во сне ничего не нюхает. Да и нечего под батареей нюхать. Батарея, которую он обнял, холодная из-за весны. Хотя рядом теплая Пёсдель, которая так его любит. А он вот к батарее. Да еще и холодной. Такая маленькая трагедия и повод для Пёсделевой мечты о любви.
Они весь вечер смотрели в окошко. Семен Апсатович попивал что-то из фляжечки. Ждали, когда придет домой девушка Мария Анатольевна. Ее окошко в доме напротив. Через Зверинскую.
Вот у них и сложилась традиция смотреть на ее темное окошко, пока она не придет домой, не включит свет, не увидит Семена Апсатовича с Пёсделью и не задернет сердито занавески.
Сегодня девушка Мария Анатольевна особенно сердита. Она даже расплакалась, как только задернула занавески. Налила себе чаю, уселась за столик на кухне и размазала тушь кулачками по щекам.
Занавеска колышется от сквозняка из форточки. А сквозняк пахнет талым снегом, землей, бензином и древесной корой. В общем, городской весной пахнет, а она плачет.
Нет. Плачет она не из-за дегенерата с собакой в окне напротив. Она плачет потому, что ей нужно было надеть платье в пол и туфельки на высоченных каблуках. А у нее их нету.
Вот и пришлось ей пойти на десятилетие ООО «ЛенПитерСнабСтрой плюс» в джинсах и ботинках. Хорошие джинсы. И ботинки дорогущие. Но все же это не платье в пол. И уж тем более не туфельки. На высоченных каблуках.
Мария Анатольевна нацедила себе еще чаю в чашку с котиком и вдохнула весну из форточки.
А Ритка пришла в платье в пол. И на каблучищах.
Мария Анатольевна совсем разрыдалась. Как говорится, слезинки задрожали на ее ресницах, подсолив чай.
Никто. Абсолютно никто больше этим вечером не смотрел на Марию Анатольевну. Особенно не смотрел тот новенький. Она еще не узнала, как его зовут. С плечищами такой.
И только к ночи, когда Ритка начала раздеваться, танцуя на столе, и упала лицом в пол – запуталась каблучищами в платье, – а волочь ее до такси было поручено Марии Анатольевне, потому что она не пьет и одета соответствующе, только тогда на Марию Анатольевну тоже все посмотрели.
Ритка всегда была неплохой, в целом, девчонкой. Эта она после развода опустилась.
Сережа из отдела сбыта как-то порвал себе рот чупа-чупсом, вот она и записала его в книжку контактов как «Сережа Чупачупс». Кто ж знал, что муж эту запись заметит и все наизнанку вывернет. Что ей тогда выслушать от него пришлось, просто ужас.
А виновата во всем вообще юрисконсульт Настя. У нее всегда припасено очень много чупа-чупсов самых разных размеров, которыми ее снабжает сожитель. Вот Сережа и взял самый большой, когда она предложила ему угоститься.
А чупа-чупс этот огромный распер ему пасть так, что вытащить невозможно. Как лампочку, если запихать ее в рот. Оставалось только ссосать чупа-чупс до основания.
Сережа попытался накричать на Настю: мол, извращенцы оба – и она, и парень ее дурацкий. От этой попытки у него треснули губы, и он, стоя в слюне и кровавых подтеках, заткнулся. Только усиленно сосал. А Настя объясняла ему, что этот чупа-чупс надо не сосать, а лизать.
Ритка тогда и записала его в книжку как «Сережа Чупачупс». А потом пришлось развестись и начать сильно выпивать.
