её губ мелко дрогнули, Полина вновь отвела взгляд и на сей раз замолчала надолго, вспоминая, по всей вероятности, то трагическое событие.
Алексей был шокирован известием и смотрел на бывшую любовницу округлившимися глазами. В его голове не укладывался сам факт содеянного этой хрупкой и безобидной женщиной с высоконравственными принципами бытия. Поверить в такое было непостижимо для его разума.
Казалось, Полина вот-вот расплачется. Рудаков не стал досаждать её возникшими вопросами и ждал, когда та успокоится и сама захочет продолжить разговор.
Вопреки ожиданиям, Полина не размякла, не пустила слезу от тягостных воспоминаний, не позволила вызвать чувство жалости к себе. Глаза её оставались сухими и даже голос не дрогнул, когда она заговорила вновь.
– Это был сын хозяина заведения Гюнтер Краузе – отвратительный тип. Не каждого мерзавца можно поставить в один ряд с ним. Даже самые прожжённые проститутки-оторвы шарахались от него, как от прокажённого. Среди них он слыл жестоким сексуальным извращенцем и наркоманом, которому всё сходило с рук. Однако, из-за непредсказуемости действий этого негодяя, униженные женщины предпочитали умалчивать о его пристрастии к наркотикам и садистских издевательствах, которые он совершал.
Полина опять помолчала немного, будто колебалась с принятием решения: стоит ли раскрывать душу перед Рудаковым? Не случится ли неприятных последствий после её исповеди? Потом всё же решилась, продолжила:
– Гюнтер обратил на меня внимание не сразу, когда я появилась в борделе – в то время у него была другая пассия вне стен нашего учреждения. Через какое-то время он вообще исчез из поля зрения и не появлялся в «Артемиксе» около года. Поговаривали, что он даже покинул Германию. Все проститутки, которых он домогался, облегчённо вздохнули. Но этот подонок объявился вновь. И тут предметом его вожделения стала я.
Полина на секунду умолкла, смахнула просочившуюся наружу единственную слезинку, заговорила вновь:
– Он стал уделять мне знаки внимания. Сначала в виде веселых приветствий и воздушных поцелуев. Появляясь в "Артемиксе," шутил на публике, изображал интеллигентного и порядочного человека. Так продолжалось недолго. Однажды Гюнтер положил на стойку регистратуры передо мной букет живых роз. Положил и, пожирая меня взглядом проголодавшегося зверя, заявил, что после работы заедет за мной. Зная, чем может обернуться моё свидание с ним, я вежливо отказалась от его предложения, сославшись на занятость с сыном. Это не подействовало. Мои слова лишь подзадорили изверга ещё больше. Я увидела, как загорелись его глаза. Они светились огнём хищника, почувствовавшего свою лакомую добычу.
– Не смей мне возражать или отказывать в чём-либо, я этого не люблю, – сказал садист угрожающим тоном. – Твой сын уже взрослый, переночует дома один, и ничего с ним не случится.
Мне стало страшно. И тут я неожиданно для себя послала его по-русски на три буквы, выразившись матом впервые в жизни.
Гюнтер обомлел. Его замешательство длилось секунд десять, потом
