уже появились электричество и теплый домик для кошек и лежачих собак. Они также ежемесячно пополняли запасы кормов и выделяли небольшие суммы на срочные нужды. Этого все равно было мало для того, чтобы прокормить больше пятидесяти собак, столько же кошек и одну трехногую козу. Такова тяжелая доля приютов. Здесь никогда ничего не бывает в достатке. Но за одно лишь решение вопроса с электричеством, давшее возможность, не существовать, как в каменном веке, в полной зависимости от светового дня, Аделину здесь боготворили и прощали надменность, резкость и, в целом, скверный характер.
– Ладно, мы сейчас в этой грязи ничего не поймем, ждите бригаду, они откачают воду и обсудят все с Верой Михайловной. Стоило вообще меня дергать из-за такого пустяка? Идите вперед, терпеть не могу, когда на пятки наступают, – Аделина пропустила всех и, постояв какое-то время у вольера со страшным псом, чертыхаясь, поплыла к выходу.
Она несколько раз оглянулась, чувствуя какую-то невидимую связь с этим дьявольским созданием. Аделине показалось, будто пес смотрел на нее не так, как на остальных. Он проводил ее взглядом, пока та не скрылась из виду, и, словно раненый, неожиданно надрывно завыл.
Аделина, стряхнув, насколько это было возможно, грязь с замшевых сапог, залезла в машину и зареклась больше никогда ни под каким предлогом сюда не приезжать. Ей на три жизни вперед хватало своих проблем и страданий, и, при всей напускной холодности, смотреть на мучения других она оказалась морально не готова. Толстые стены, которыми Аделина оградила себя от мира, не пропускали ни единого лучика света в ее душу, вернее, в то, что от нее осталось. Сам сатана, пожалуй, дал бы в обмен на эти жалкие крохи не больше мешка яблок.
От некогда живой и улыбчивой, готовой всегда прилететь на помощь Аделины давно не осталось и следа. Приходящие к ней за советом теперь, к своему удивлению, нарывались лишь на грубость. Все чужие проблемы представлялись ей мелкими и не стоящими ни грамма внимания.
Удивительно удобным казалось Аделине засунуть себя в кокон равнодушия к другим и вариться внутри него лишь в своей печали, став в абсолютной степени невосприимчивой ко всему, что происходит вокруг.
Если бы она продолжала пропускать через себя и принимать близко к сердцу чужие проблемы, горести и страдания, как делала это всю свою жизнь, если бы она осталась открытой к этому миру с его болью и несправедливостями, вероятнее всего, внутри нее, слившись с собственными переживаниями, смешался бы настолько взрывоопасный коктейль, что она давно бы сошла с ума.
Аделина понимала тщетность попыток объяснить другим, что это лишь ее способ самозащиты, способ сберечь рассудок, что нужно дать немного времени и маленькую каплю тепла и она снова будет в порядке. Увы, все требовали быть в порядке здесь и сейчас, требовали натянуть улыбку и быть удобной для них, все глубже загоняя так нуждающуюся в поддержке Аделину в болезненную пустоту, растущую внутри.
Алкоголь
