он… он под воздействием? – осторожно спросила кицунэ, ощутив на своей шкурке, как тут могут прижать хвост.
– Нет, в полном сознании. Крамеш! – Соколовский чуть повысил голос, открылась боковая дверь, и лисы узрели их любимого, самого красивого, самого лучшего и замечательного лисёнка, который с раздражением одёргивал одежду перед зеркалом.
Черноволосый тип, открывший дверь, корректно отступил, и мать, отец и бабка влетели в комнату, бросившись к своему лисёночку.
– Уренька, как ты? Как ты себя чувствуешь? Малыш мой пушистый, что случилось!
Тявина перекосило, и он забавно покрутил носом.
– Счас стошнит! – тихо прошипела рядом Йиарна. – Ладно, когда это мама наедине говорит – тогда понятно, но так-то…
А в комнате Уртян жаловался семейству на жизнь, неудачу в таком простом деле, а ещё на злобного Крамеша и гусей с хомяком!
– Гуси? Хомяк? Сынок, ты что? Ты ж лис! – удивлялся отец.
– Замолчи! Посмотри… У него тут ссадина, и тут мордочка ободрана… – причитала мать.
– Да погодите вы! Урик, а почему этот… Сокол сказал, что ты владеешь иллюзиями? – бабушка души не чаяла в красавце-внуке, но этот вопрос не давал ей покоя. – Он же соврал?
– Эээ, ну… нет! Я действительно могу…
– Как? – ахнула мать, оглянувшись на супруга.
– И давно? – заинтересовалась бабка.
– Почти год как…
– Что? Но почему… почему ты нам не сказал? Мы бы сделали праздник… мы бы радовались! Это же честь для всего рода! Такой дар! – зачастила мать.
– Ты бы мог столько пользы принести нашей семье! – добавил отец.
– Да потому что я не хочу приносить кому-то пользу! – выпалил Уртян. – Я хочу приносить пользу себе! А вы сразу «род»… «род»… «семья»!
– Но дар-то у тебя от бабушки! – напомнила мать, кивая на бабку-кицунэ.
– И что? Это просто компенсация за то, что я из-за неё вечно мучился! – Уртян передёрнул плечами.
– Что?! – кицунэ прищурила и без того узкие глаза. – Что ты сейчас тявкнул?
Соколовский усмехнулся и покосился на Тявина, у которого на физиономии зависло такое безграничное изумление…
– Что-что… То самое! Если уж у меня такая бабка, из-за которой я всё время огребал, должно же у меня хоть что-то хорошее возникнуть!
– Посмотри на меня! – резко приказала кицунэ, цапнув внука за плечи и повернув к себе.
– Что? Ну что? Он же под мороком? – уверенно зачастила мать Уртяна.
– Нет… – бабка отступила, отпустив руки, которые бессильно упали, повиснув вдоль тела. – Он так сам… сам думает!
– Да как ты смел? – рявкнул отец.
– Да что я такого смел?! Ты что, не знал, что кицунэ презирают? Почему ты не подумал про будущих детей, когда женился на маме? Ты что, не знал, что она наполовину кицунэ? Знал! А ты… – он развернулся к матери и продолжил: – Ты хоть представляешь,
