резкого перехода между сном и явью я не сразу соображаю, где нахожусь. Сердце гулко стучит в груди, словно ему не хватает места, и оно рвётся наружу до боли в рёбрах. Воздуха ничтожно мало. Втягиваю его с усилием.
Сон, похожий на душную чёрную тучу с неясными очертаниями, медленно и неохотно отползает и начинает развеиваться.
Но на его место приходит странное ощущение, будто именно там, в ночном кошмаре, осталось что-то настоящее и дорогое. А вот реальность в виде голоса сводной сестрицы скребёт по сердцу наждаком.
– Айка! – верещит Паэлла. – Сколько можно спать?! Уже матушка вниз спустилась.
Морщусь. Желание заткнуть рот надоедливой крикунье заставляет меня сесть на кровати и спустить ноги на пол. И, только коснувшись босыми ступнями холодных досок, я начинаю приходить в себя.
Я дома, в своей каморке под самой крышей. По полу гуляет прохладный ветерок, леденящий ноги. Дом, принадлежавший моим родителям, каменный, и только чердачная надстройка, которую мачеха отвела мне после смерти отца, построена из плохо пригнанных друг к другу корявых досок. Щели такие, что затыкай не затыкай, а ветер и холод найдут лазейку. То ли дело в нашем замке.
Что?
Промелькнувшее видение светлой комнаты с искусной лепниной, пылающим камином и подогревающимся полом настолько яркое, что я трясу головой. Где это мне могло такое привидеться? Я и в замках-то не бывала. Разве только во сне. И только после чтения романов, строго-настрого запрещённых мне мачехой.
А книги-то мамины. И сама госпожа Фецилия любит поваляться с романом на диване в жарко натопленной гостиной, пока я выполняю роль прислуги.
– Где наш утренний кофе? – ярится сестра у основания чердачной лестницы, когда я наконец выхожу на площадку.
Она в розовом пеньюаре, щедро отделанном кружевами и рюшечками, что делает её больше, чем обычно, похожей на поросёнка.
– До скольких ты спать собираешься?
– А спросить, не заболела ли я, в голову не приходит? – срывается у меня с языка.
– Что-о-о?
Щёки Паэллы стекают вниз из-за отвисшей челюсти, а глаза выпучиваются. Оказывается, они карие. Надо же, не замечала.
– Ма-а, Айка дерзит.
Из гостиной раздаётся гортанный голос мачехи.
– Пришли её ко мне.
– Слышала? – победно улыбается Паэлла, и её толстые щёки, подпрыгнув вверх, снова превращают глаза в щёлочки. – Иди давай. Мама объяснит тебе, как надо вести себя с господами.
– Кофе принеси с выпечкой, – приказывает мачеха, едва я появляюсь в дверях гостиной.
Госпожа Фецилия возлежит на оттоманке с очередным любовным романом в руках.
Никаких иллюзий о том, что выговор отменяется, у меня нет. Вот сейчас принесу ей кофе, и мне всё объяснят: и что кормят меня из милости, и что я должна быть благодарна.
Спускаюсь на кухню, не сильно торопясь.
Меня окутывает тепло от печи. Запахи корицы и ванили щекочут нос. На столе – почищенные и
