вы правы, не будем ходить вокруг да около. Мистер Ватсон, помните ли вы историю Джека-потрошителя?
– Как такое можно забыть? – я пожал плечами. – Неужели вы, наконец, выяснили, кто это был?
– Несомненно, – кивнул Лестрейд. – Скотленд-Ярд вполне достоверно установил, что никакого Джека-потрошителя не существовало в природе. Напрасно вы улыбаетесь, доктор. Джек-потрошитель – сие есть плод воображения, рожденный прессой и взращенный охочей до острых ощущений толпой. Несколько убийств, имеющих лишь отдаленные сходства, журналисты, алчные до сенсаций, приписали ими же придуманному убийце. Предположим, зарежет пьяный кэбмен свою подругу в подворотне – тут же писака строчит статейку о Джеке-потрошителе. Сами понимаете, больше шума, больше продаж.
– Интересная теория, – признал я.
– Это не теория, – инспектор взмахнул рукой, словно отгонял от лица муху. – Это факт. Но факт неудобный прессе, поэтому и дальше будут писать про Джека-потрошителя. И алчность журналистов породила серьезную проблему.
– Какую же? – заинтересовался я.
– Подражателя, – глухим и, как мне показалось, зловещим голосом, отозвался Лестрейд.
– Некто опять убивает проституток в Лондоне?
– Не совсем. Подражатель Джека, очевидно, птица более высокого полета. Его жертвы – барышни из хороших семей в возрасте 16-18 лет.
Что-то сжалось у меня внутри, а в голове возник образ смеющейся Аделаиды.
– Жертвы? – глухо спросил я. – И сколько же их?
– Пока две. Одна мертва, другая бесследно исчезла, но я уверен, что скоро мы найдем ее тело.
– Но я не припоминаю, что читал об этом в прессе.
– Мы учли опыт напрасной погони за Джеком-потрошителем, который, несомненно, был не более чем фантомом. Пресса, конечно, знает об убийстве и исчезновении, но ничего не знает о письме.
– Письмо, инспектор?
Лестрейд вытащил из нагрудного кармана своего пальто сложенный вчетверо листок, протянул мне.
Я прочел следующее:
Пять нежнейших цветков распустились в саду.
Беатрис, Ирэн, Розамунд, Эмбер…
И еще одна, имя чье – табу.
Пока ветер злой не сорвал лепестки
С моих милых цветов,
Я цветы сорву.
Беатрис, Ирэн, Розамунд, Эмбер…
И еще одну, имя чье – табу.
– Какой-то символистский бред, – я пожал плечами, возвращая листок. – И ужасно плохо написано. Ни рифм, ни смысла. Какое отношение это имеет к …
Я осекся, выпучив глаза.
– Черт возьми, Лестрейд! Неужели убитую девушку звали Беатрис?
– Вы поразительно догадливы, мистер Ватсон, – едко отозвался Лестрейд. – Именно так, убитая девушка – Беатрис Пройслер, похищенная – Ирэн Вулф. Беатрис было 16 лет, Ирэн – 18.
– Иисус! – вырвалось у меня. – Каким же надо быть негодяем, чтобы убивать столь юных и беззащитных
