улыбнулся Шереметьев, показывая ряд крупных белых зубов. – Всю жизнь мечтал увидеть живого ежа.
Он подхватил Маню под руку, и та повлекла его в сторону зарослей сирени.
– Аура, – прошипела тихонько Светка.
Миша мельком взглянул на нее и покачал головой.
– Ну, надо же как-то развлекать гостя. Неудобно бросать человека в незнакомой компании.
Уцепившись за Мишин локоть, Света нарочно шла нога за ногу, стараясь подальше отстать от парочки, разыскивающей гипотетического ежа.
– Миш, ты ничего не хочешь мне сказать? – начала она, глядя на него влюбленными глазами.
– Да, Света, я должен кое-что тебе сказать, но не сейчас…
– А когда? Мы же сейчас одни. Скажи, Мишенька…
– Потом, после обеда. Встретимся в саду, у фонтанчика за беседкой.
– Хорошо, договорились, – обрадовалась Света. – И там ты все мне скажешь?
– Да, – кивнул Михаил, отводя взгляд. – Смотри, они и правда что-то нашли.
– Миша, Света, идите сюда! – звала своим слабеньким голоском Манюня из кустов.
Шереметьев присел на корточки и тыкал прутиком в колючий комок, чтобы заставить ежика раскрыться и показать мордочку. Это ему не удавалось.
Из беседки послышались звуки гитары. Оставив в покое ежа, все двинулись туда.
Будущие офицеры пели песню из «Белорусского вокзала»: «А значит, нам нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим…»
Миша с Маней присели на скамейку и подхватили. Шереметьев и Света остались у входа.
Хорошая песня. Сколько раз Светка фильм смотрела – всегда мороз по коже. Но сегодня она предпочла бы услышать что-нибудь повеселее. Ведь не девятое мая, в конце-то концов! Вот кончат петь, и она затянет «Арлекино» или «Миллион алых роз»… Говорят, у нее не хуже Пугачевой получается.
Отложив гитару, Слава встал и переглянулся с товарищами.
– Говорить?
– Говори.
– Ребята! Вернее, девушки! Мы должны сообщить вам, что подали заявление, чтобы нас отправили исполнять интернациональный долг. Мы, все шестеро, подписались под этим заявлением. И поэтому, как только закончим училище…
Света еще не переключилась с выбора песни и не сразу сообразила, отчего замерли лица у девушек, а в глазах у Мани стоят слезы гордости и восторга.
– … Это я предложил. Вы знаете, у меня отец погиб там в 80-м. Я давно знал, что буду туда проситься, а ребята решили со мной.
«Так ведь отец Славки и Мани в Афганистане погиб, – дошло, наконец, до Светки. – Это он в Афган попросился? Сам? Идиот! Да еще ребят за собой тащит…»
– Дурацкий поступок, – пробормотал Шереметьев себе под нос, однако его услышали.
– Что?.. – нахмурился Ганелин.
Вслед за ним все уставились на незнакомца.
– Это Юрий Алексеевич Шереметьев, гость моего отца, – поторопился
