Потом отводит руку и шлепает уже по-настоящему. Лопатка с треском впивается в ягодицы.
– Ох… – стонет Анжей и приседает возле конторки.
Да, лопатка тяжелая и жжется так, что мало не покажется. Хорошо хоть Гражина дает ему время передохнуть, а иначе порка превратилась бы в сущую муку.
Еще шлепок, еще и еще.
Анжей мычит сквозь стиснутые зубы и елозит на конторке. Тетушка с обиженным и строгим лицом следит за наказанием, откинувшись на спинку стула. Тем временем, пан Валежак с аппетитом кушает солянку. Это солидный господин лет пятидесяти в старомодном сюртуке и белой сорочке. У Казимира бритая голова и рыжая бородка с усами. В глазу у пана поблескивает монокль. На шее повязан галстук – бабочка в красную клетку.
С каждым ударом лопатка жжет все больнее. Анжею кажется, что еще немного, и у него на заднице лопнет кожа.
– Тетушка, довольно уже!… Тетушка!
– Довольно? – переспрашивает пани Стефания и удивленно поднимает брови. – Нет, Анжей. Я хочу, чтобы ты отнесся серьезно к моим словам.
И тяжелая буковая лопатка снова с треском ложится на ягодицы Анжея. Он коротко вскрикивает, наваливается грудью на конторку и стучит по полу ногами.
– Инга! – окликнула тетушка зазевавшуюся горничную. – Хватит уже ворон считать!
– Простите, пани, – извиняется Инга.
Она берет со стола графинчик и разливает по рюмкам сливовицу.
– Жжется, сил нет! – жалуется Анжей и принялся растирать рукой ягодицы.
– Это всего лишь кухонная лопатка, – укоряет его тетушка. – Прояви хоть немного мужества.
Гражина грустно улыбается и снова шлепает Анжея.
– Признаться, я люблю деревню, – говорит пан Валежак, взяв в руки рюмку. – Здесь тихо, нет городской суеты. Да-с… А воздух какой! Березовый лес, речка, птички поют…
– Совершенно с вами согласна, пан, – говорит тетушка.
Пани Стефания и Казимир выпивают сливовицы.
– Тетушка, ну довольно уже! – дрожащим голосом просит Анжей. – Я вам обещаю… Я больше никогда…
Взглянув на готового расплакаться племянника, тетушка милостиво его прощает. Гражина возвращается к столу и кладет лопатку обратно в утятницу.
Анжей подбирает с пола штаны, приводит в порядок одежду и тоже садится к столу. Инга ставит перед Анжеем тарелку солянки. Ягодицы саднит, и молодой человек вертится на стуле, пока, наконец, не усаживается боком.
– Я преподаю физику в здешней школе без малого четверть века. Да-с, четверть века, – важно говорит Казимир Валежак и проводит рукой по рыжей бородке.
– Это серьезный срок, – соглашается тетушка. – А скажите, пан, по вашему разумению, можно без розог обучить юношу наукам?
– Я полагаю, без розог ничему научить нельзя, – отвечает пан Валежак, глядя из-под кустистых бровей на Анжея. – И вьюношей, и молодых барышень необходимо пороть и как можно чаще. Да-с… Без розог в нашем деле никак нельзя.
