ведь и мы тоже! – заявил Деншер. – Думаю, ты сама понимаешь, что мы вели себя до ужаса прилично.
– Для самих себя, друг для друга, для всех других людей вообще – да, конечно. Только не для нее. Для нее, – сказала Кейт, – мы вели себя чудовищно. Она же с умыслом предоставила нам свободу действий. Так что, если она пошлет за тобой, тебе следует знать, что делать.
– Это-то я знаю – всегда. Меня больше беспокоит, знаешь ли ты, что делать.
– Ну, – промолвила Кейт после довольно долгой паузы, – ее представление о том, что делать, ты получишь от нее самой.
Деншер очень долго смотрел на нее после ее слов, и чего бы иного ни желали для ее благополучия те, что никак не хотели оставить ее в покое, именно его долгих взглядов ей всегда хотелось побольше. Она чувствовала – что бы ни случилось, ей необходимо удержать эти взгляды, завладеть ими до конца, чтобы они стали ее собственностью, и, удивительным образом, она пришла к выводу или, во всяком случае, поступала так, будто способна впитать их в себя вместе с чем-то другим, ей не принадлежащим, и втайне хранить их и лелеять, но – тем не менее – при всей неукоснительности этого желания никак за свое приобретение не расплачиваться. Она не кривила душой перед собою, она всем своим существом восприняла, что они с Деншером – счастливые влюбленные, радовалась наедине с собой и, откровенно говоря, вместе с Деншером, что они носят это звание; однако, поскольку Кейт была существом по-своему необычным, ее взгляд на такой их статус вряд ли совпадал с общепринятым. Она настойчиво утверждала, что их статус – их право, и принимала это как нечто само собою разумеющееся настолько, что ее утверждения даже не казались слишком дерзкими; однако Деншер, хотя и соглашался с ней, обнаружил, что его поражают ее упрощения, ее критерии. Жизнь вполне могла оказаться полной трудностей – было очевидно, что так и случится, но они, во всяком случае, есть друг у друга, и это самое главное. Так рассуждала Кейт, но, с точки зрения Деншера, нельзя было сказать, что они есть друг у друга: их друг у друга нет, в том-то и загвоздка. Однако загвоздка часто возникала еще и потому, что, сталкиваясь с необычными, особенными чертами нашей юной леди, он считал неудобным, даже грубым настаивать, твердить одно и то же. Не было никакой возможности не включать миссис Лоудер в их план. Она стояла к нему слишком близко и слишком неустранимо: план неминуемо должен был, хотелось им этого или нет, открыть ей вход в определенном месте в определенное время, чтобы они смогли ее впустить. И она неминуемо входила, пока они сидели так, бок о бок, беспомощно взирая на нее, словно она в карете четверкой кружила близ их надежд на будущее, подобно ведущей актрисе цирка, объезжающей арену по кругу, и останавливалась посреди пути, чтобы величественно выйти из кареты. У нашего молодого человека создалось стойкое ощущение, что тетушка Мод величественно вульгарна, и тем не менее этим исчерпывалось далеко не все. Ведь вовсе не вульгарность дала ей почувствовать, что ему не хватает средств, хотя это могло бы помочь ей богато расшить такой его недостаток; и вовсе не благодаря этой ее слабости она была так сильна… оригинальна…
