Его речи, да даже ощутимое присутствие, которое лишь слегка увеличивается, сразу действует прибавлением Смысла Бытия примерно на триллион процентов. И еще на столько же – радости.
– Есть только Вечность и Дом, в него можно вернуться в любой момент, потому что моментов нет, ты всегда Там, – говорит Он, а я чувствую невероятную нежность и улыбаюсь – такой хороший.
– Ты сама пришла играть и показывать, – продолжает, – ты сама пришла помогать тем, кому пришло время взойти, их столько, сколько есть.
– Но есть Деревья Вероятностей, – возражаю я. – Разветвления часто показывают хоть малую, хоть практически невозможную вероятность стать Живым. Практически у каждого спящего – и даже темного – такая в судьбе есть – я же вижу. А значит, теоретически, может получиться затронуть практически всех! – возражаю я и всплескиваю Своим Вечным Сиянием. Будем считать, что это сейчас были руки.
Он смеется: – Вот поэтому ты так Красива в своей Бесконечности. Твое Существо решило, что будет играть Так. И главное – настолько самозабвенно, что у Тебя все получается. Лети, Сильный Ветер, я не нужен тебе здесь больше, все у Тебя хорошо.
И он легким толчком под крылья, ой, то есть плечи, направляет меня в сторону океана. Ну хоть не сразу в девятнадцатую выкинул, а то с него бы сталось – Вечного моего Милосердия. Вот это было бы уже чересчур.
Ладно – вздыхаю я, задумчиво переставляя ноги по радостной плитке. …Вернуться и специально потерять пачку своих Вечных сигар – думаю, чтоб уж точно не забыть. И улыбаюсь всеми Сердцами одновременно.
Заметки на рисовых полях
Ну, то есть палкой по воде
Иногда мы проваливаемся в ветку вероятности мира, которая еще не утвердилась окончательно, но уже достаточно есть. Она усиливается пропорционально тому, сколько людей вкладывается в ее овеществление своими ежедневными выборами и действиями. Те, кто действуют во имя Жизни, Бессмертия, Радости, Любви и Милосердия просто потому что считают, что это – единственная норма для жизни (ну или не считают, что норма, но искренне хотят, чтобы однажды ей стало), те усиливают ее.
Это и есть двадцать первая.
В каком-то плане эта реальность уже есть, уже стоит. Мы иногда, бродя по городу, угуливаем туда из девятнадцатой. Или проваливаемся в моменты счастья и вдохновения. (То, что меня туда иногда выкидывает от сопротивления, а не радости, это случай скорее индивидуальный. Конечно, а когда у нас было, как у нормальных существ?). Чтобы провалиться – не только туда, а вообще в любую реальность или на иной уровень волн – нужно вольно или невольно зазвучать в волновом диапазоне того уровня, куда хочешь. Настроиться на определенную тональность – как музыкант на ля мажор, например. Пока играешь до, фа и соль без диеза, метишь четко мимо. Зато если что-то поднимет на правильные «диезы» – оказываешься там. В этом, кстати, и заключается навык, которому в первую очередь учатся
