того, что пророчество и угроза реальны. Наверняка у других рас тоже что-то есть. Возможно, мы сможем найти способ предотвратить катастрофу.
Несмотря на то, что Ван Хорн и сам был недоволен реакцией Мидха, все же уважение к старшим было важной частью воспитания в школе, поэтому открыто критиковать старейшину при своем ученике он не стал. Если ученики не будут уважать старших, то как будут к ним прислушиваться? А если не будут прислушиваться, то как воспитать из них благородных воинов Звездного Света? Вот только благородство и великодушие ушло из сердец мастеров школы, думал Ван Хорн, как ушли чистота и бескорыстие, присущее предкам. Эти качества стали редки, словно переливчатый цветок Ариона, который ранее рос сквозь снега и покрывал гору Дахаро, подобно перламутровому ковру. Теперь и то, и другое безвозвратно ушли в прошлое.
Даррен был озадачен решением старейшины. Разве небесные явления – не его стихия? Разве он не тот, кто должен первым их распознавать? Почему он не видит в комете никакой угрозы, не видит знамения? “Значит, Мидх подвергает опасности весь наш мир из-за того, что не верит свидетельствам двух выдающихся мастеров? – с удивлением думал про себя Даррен. – Вместо того, чтобы срочно созвать Совет старейшин, он просто отмахнулся от нескольких предупреждений! Мы можем упустить драгоценное время, чтобы предотвратить бедствие, или хотя бы подготовиться, и всё из-за одного не дальновидного старейшины? Как это возможно, что судьба нашего мира зависит от одного серрина? Разве это справедливо?”. Его начинала одолевать злость. Он почувствовал внутри бурю, готовую разрушить все на своем пути. Она, словно вулкан, спящий долгие годы, при малейшем толчке готова была извергнуться с мощной яростью, сжигая всё, к чему прикоснется. Даррен почувствовал, как злость стала затмевать разум и сердце, заставляя трепетать даже самые твердые устои. Словно вихрь, бушующий внутри, дай ей волю, она готова была утащить за собой все в своем безумном танце разрушения и хаоса.
– Что с тобой? – голос учителя резко выдернул Даррена из мрачных размышлений.
Даррен увидел, как Ван Хорн пристально на него смотрит сосредоточенным взглядом, а между его бровями пролегла глубокая складка, свидетельствующая о тревоге. От взгляда учителя не ускользнуло то, как изменилось лицо его ученика. Оно потемнело, как будто внезапно ночь накрыла его своей тенью, а в глазах заиграли огненные всполохи, или это ему показалось?
– Всё в порядке, учитель.
Даррен не стал рассказывать мастеру о нахлынувших на него чувствах, так как Ван Хорн неоднократно говорил ему о том, что нельзя давать в сердце волю гневу и злости, ведь если дать им волю, они могут привести к катастрофическим последствиям, которые гибельны и разрушительны не только для всех окружающих, но прежде всего для него самого. “Низменные чувства не должны находить себе места в душе ученика Школы Звездного Света, – неоднократно поучал Ван Хорн своего ученика. – Им нужно всячески противостоять, умиротворяя свой разум с помощью техники отрешения”. Так называлась техника успокоения ума,
