в поле и это радовало. Рядом Петр что-то рассказывал о своей прошлой жизни, но Михаил его уже не слышал, он проваливался в сон.
Проснулся от толчка. Подпрапорщик, матерясь раздавал пинки направо и налево, поднимая спящих. Нужно было срочно грузиться, подали поезд. Собственно, это был проходящий товарняк, в котором нашелся пустой вагон, застеленный соломой. Возможно, раньше в нем перевозили лошадей, о чем свидетельствовали душистые продукты их жизнедеятельности, попадавшиеся в самых неожиданных местах. Непонятно, отчего прапор так спешил, поезд стоял в Ростове еще час, пропуская встречный товарняк. Но Михаила это уже не интересовало, он досматривал прерванный сон. Проснулся от мерного постукивания колес, ехали, со слов парней, уже часа три. Оказывается, миновали Ярославль, где не стояли, и за ним Некоуз. Следующую остановку ожидали в Бологое. Михаила эта новость не образовала, он надеялся, что будет служить где-то недалеко о дома. Кроме того в Ярославле в 117-го пехотном полку служил его брат Александр и была робкая надежда оказаться там, но нет. Руки привычно смастерили самокрутку из домашней махорки. Закурил. Было о чем подумать. Отец не жалел табака, но отдавать не хотел, табак был еще молодой, не выдержанный и это сказывалось – вкус был грубый. Не было в нем тонкого благородного букета, который обычно появляется только с годами вылежки. Так тихо, под стук вагонных колес умерла у Михаила несбывшаяся надежда повидаться с братом. Следующие сутки провели в дороге. Поезд то двигался, то стоял часами.
Подпрапорщик на вторые сутки, наконец, изрек что-то определенное. Сказал, что служить придется в столице, в славном 145-м Новочеркасском Императора Александра III пехотном полку. Вот и все, что знал Михаил, когда ступил на эту благословенную богом землю. Город потряс, скорее даже давил своим величием, непривычно огромными домами. Простому деревенскому парню было от чего растеряться. Но громкие команды подпропорщика вперемежку с матом заставили новобранцев построиться, и колонна двинулась. Прапор удовлетворенно что-то пробурчал себе под нос, и успокоился. Оживал он только, когда колонна сильно растягивалась и замыкающие отставали. Тогда он подгонял отстающих доброй порцией мата, обещая сделать из них, сопливых баранов, настоящих солдат. И это было истинной правдой.
Подпрапорщик Алябьев, а это был он, являлся одним из самых заслуженных ветеранов полка. Весной 1905 года, будучи старшиной третьей роты первого батальона, отличился в бою с японцами на реке Шахе, за что с гордостью носил на груди солдатский крест Святого Георгия. Полк в тех боях понес большие потери, и, возможно, вспоминая те дни, Алябьев частенько прикладывался к зеленой фляжечке, с которой никогда не расставался. Командир полка полковник Буковский Александр Петрович знал об этой его пагубной привычке и не наказывал, но и в рост не пускал. Так и оставался подпропорщик Алябьев по сей день старшиной роты, хотя при других обстоятельствах мог бы претендовать на теплое местечко в управлении батальона.
Колонна
