тут же, в кабинете. Стоит позади меня, не вижу его, но чувствую. Была бы одна, наверное, уже бы сознание потеряла.
– В ближайшее время вам назначат КТ и радиоизотопное исследование. На него достаточно длинная очередь, скорее всего, придется подождать, но химиотерапию вы начнете получать уже завтра…
Я оглядываюсь на Марка. Он сложил руки на груди, склонил голову, уперся губами в свой же кулак. На меня не смотрит. Но по его виду я совершенно точно понимаю, что это все не шутка. Что мне никто уже не скажет: «Мамочка, да у вас просто ушиб!»
Из кабинета главврача выхожу пошатываясь. Во рту все пересохло, не могу сглотнуть, но при этом к горлу подкатывает тошнота. Откуда? Как? Почему с нами? Опираюсь на стену, поднимаю взгляд на Захарского.
– Марк, – произношу почти шепотом, – а у твоей матери был же рак?
– Кать! – он хватает меня за плечи, встряхивает. – Да, у моей матери был рак, но она могла выжить, если бы лечилась! Она боялась, понимаешь? Испугалась! На химию не пошла, от операции отказалась. Ее никто не поддержал!
Я чувствую, что из моих глаз текут слезы, а Марк вдруг шумно выдыхает и прижимает к себе.
Боже! Только не отпускай! Только держи! Мне безумно страшно. Я без тебя не справлюсь! Тычусь носом в его сильную большую грудь, всхлипываю.
– Кать, – он проводит рукой по моим волосам, кажется, дышит мне в макушку, а мне от этого так хорошо.
Впервые за эти три года я чувствую, что я не одна.
– Кать, это трудно, но надо бороться! Понимаешь, не прятаться от болезни, а бороться! И в нашем случае быстро! Шанс есть! Мы победим!
«Мы»… «Наш случай»… Боже, Марк! Если бы ты только знал…
Он чуть отступает, трет меня ладонью по спине, пытается заглянуть мне в глаза.
– Ну? – чуть улыбается. – Надо быть сильной! Ради сына!
Ничего не стесняясь, приобнимает меня, и мы медленно возвращаемся в отделение. У него под мышкой настолько уютно, что мне, пока он рядом, все кажется возможным. Почему же он тогда так поступил?
Сами собой вспоминаются слова Кости: «Не вини его. Это была его мечта… Ты же понимаешь, мать…» Тогда я ничего не понимала. Тогда я схватила телефон, набрала Марка…
Даже не помню, что орала. Что он бросил меня, что я никогда ему этого не прощу, что пусть подавится своей учебой, только меня он уже не получит! Не помню, говорил ли он что-то в ответ. Кажется, он не понял ничего. Ну да. Он же не был готов к тому, что я узнаю…
В тот же день я занесла его телефон в черный список, и если он звонил с других номеров, то я сразу же бросала трубку. А потом… Потом я узнала, что беременна.
Хотела поделиться со Светой, но… У нее уже был Димка. Ей было не до меня. А вот Костя был рядом. Он всегда был рядом. Тогда… Не сейчас…
– Пойдем, шов посмотрю, – вздрагиваю.
Мы уже около палаты. Оглядываюсь, ловлю удивленные взгляды медсестер, но Марку, кажется, все равно. Он распахивает дверь палаты и подходит к кровати.
Мишка выглядит страшно. Колено все разворочено, выведен
