страны зависела от тех или иных решений нынешнего правительства Кубы. Именно поэтому, сказал в заключение мой собеседник, правительство придает сейчас столь большое значение вопросу о советских военных поставках Кубе.
В ответ я указал на право Кубы на самооборону. Что касается ядерных ракет, то известна позиция СССР в пользу скорейшего заключения соглашения о нераспространении ядерного оружия (откровенно говоря, я вообще не допускал тогда мысли о размещении наших ядерных ракет на Кубе). Я обошел вопрос о наличии других, не ядерных ракет и советских военных специалистов на Кубе, о чем говорил Р. Кеннеди (не подтверждая и не отрицая, так как у меня самого не было никакой информации из Москвы на этот счет, вплоть до начала кубинского кризиса). В целом же я хорошо понимал важность и значение поднятых Р. Кеннеди вопросов и срочно попросил Москву сориентировать меня.
Ответ из Москвы был весьма лаконичен: в беседах с американцами подтверждайте, что «на Кубе находится только советское оборонительное оружие»[3]. Никаких других пояснений или деталей мне не сообщили даже для моей личной ориентировки.
Больше того, Большаков, вернувшись из отпуска, сказал буквально то же самое Р. Кеннеди со ссылкой на самого Хрущева. Короче, Москва продолжала свой курс на дезинформацию администрации Кеннеди насчет своих намерений разместить советские ядерные ракеты на Кубе.
В середине сентября в советских газетах было опубликовано специальное заявление ТАСС. «Советскому Союзу не требуется перемещать в какую-либо страну, например на Кубу, имеющиеся у него средства для отражения агрессии, для ответного удара. Наши ядерные средства настолько мощны по своей взрывной силе и Советский Союз располагает настолько мощными ракетоносителями для этих зарядов, что нет нужды искать место для размещения их где-то за пределами СССР». Это заявление ТАСС было передано и в наше посольство, но без каких-либо комментариев или пояснений со стороны советских должностных лиц. Опять это была дымовая завеса.
И я, и Большаков в результате исходили в дальнейшем из того, что поставляемые на Кубу советские ракеты по своим параметрам неспособны были достичь территории США и не были ядерными. Я аккуратно докладывал о всех своих разговорах с американскими официальными лицами на эту тему. Сообщал также, что отвечал на эти вопросы в духе заявления ТАСС. И ни разу ни Хрущев, ни Громыко не поправили меня. Фактически они умышленно использовали своего посла вплоть до «начала самого кризиса в целях дезориентации американской администрации в отношении намерений Москвы (хотя прямых указаний на счет дезориентации мне не давали). Такое поведение моих руководителей потрясло меня, когда я узнал о реальном положении вещей уже в ходе самого кризиса.
Возвращаясь к разговору с Р. Кеннеди, упомяну еще об одной детали. Мой собеседник не скрывал своего раздражения по поводу того, что в беседах с иностранцами советский премьер говорит о «мягкотелости»
Этот ответ вводил в заблуждение. В Москве считали под этим термином любое оружие, которое могло бы пригодиться для обороны Кубы от вторжения. Американцы же исходили из того, что это охватывает виды оружия для обороны лишь на подступах к Кубе, но не достигающие территории самих США (мы и их включили в понятие «оборонительные», так как исходили из того, что мы и Куба сами не будем нападать на США). Эта казуистика в конце концов обернулась против нас, когда в конце кризиса нам пришлось вывезти с Кубы не только ракеты, но и самолеты среднего радиуса действия, ибо они подпали под категорию «наступательного оружия».
