рассмеялся – баритонально, с хрипотцой.
– Задраивай люки, крошка Дэниелс! Я намерен нарушить твои правила и – выдохни! – спросить, как у тебя дела. И не трудись втирать мне всякую хрень, потому что я единственный, у кого хватит яиц, чтобы преодолеть твои токсично-агрессивные баррикады на пути к привязанности.
Мы с Зиком росли вместе, поэтому я действительно выдохнула, зная, что все сказанное он пропустит мимо ушей. Я села на диван и положила телефон рядом, включив громкую связь.
– Все отлично.
– Брехня!
– Зик, – предостерегающе сказала я.
Он принялся разматывать клубок, который я запихала внутрь себя: в нем было скручено все связанное с мамой.
– Еще я звоню сказать о том, что некую медсестру из Фоллен-Крест уволили.
В животе у меня снова екнуло.
– Что?
– Я тут навел справки и выяснил, какая медсестра слила инфу про твою маму. И все, она тю-тю. Финита!
Какое-то время я не могла произнести ни слова. Мама. Сообщение от папы… У меня в голове был ящичек с наклейкой «Мама», и все это хранилось в нем под замком. После папиного вопроса я пребывала в процессе запихивания этого ящичка как можно дальше, но Зик выдернул его обратно, и содержимое разлетелось по полу.
– Что ты сделал? – скрипучим голосом поинтересовалась я.
– В Фоллен-Крест у меня все схвачено. Это меньшее, что я мог сделать для друга.
Я потеряла дар речи. Сердце ухало в груди.
Потом он понизил голос:
– Я посмотрел, что у твоей мамы.
– Зик!
Я подскочила с дивана, схватив телефон. Грудь сдавило.
– Похоже, дело серьезное.
У меня перехватило дыхание.
– Зик, не смей! Ты меня понял?
– Я просто звоню сказать… Ну, не знаю, Дэниелс. Ты никогда нам не говорила, но мы знакомы с детского сада… Могла бы поделиться.
Он не имел ни малейшего понятия. Вообще не представлял себе, какой она могла быть. Назвать ее поведение драматически впечатляющим было бы сильным преуменьшением. Он не имел даже отдаленного представления, но выяснил. И теперь не только он, но еще куча народу оказалась в курсе из-за того, что на прошлой неделе какая-то медсестра все растрепала и пустила слух о том, как моя мать оказалась в больнице.
– И что потом? А то ты не знаешь наших друзей и их привычки! Они злыдни и затравили бы меня за то, что у моей матери поехала крыша.
– Могла бы сказать кому-нибудь, вот я о чем.
Я вздохнула, потому что, черт возьми, это были приятные слова, и то, что их сказал Зик, говорило о многом.
– Зик?
– Что, крошка Дэниелс?
– Мы с тобой не друзья по телефону.
– Может, это стоит изменить?
Я склонила голову набок.
– Мы с тобой не делимся переживаниями.
– Знаю, но теперь я другой человек. Отец отобрал у меня машину и кредитки, и пришлось
