дня, наконец прекратился. Мы поняли это, когда сквозь щель в двери проник луч солнца.
– Выйдем на минутку? – предложил я, и Гаррпе, радостно улыбнувшись, кивнул в знак согласия. Мы приоткрыли набухшую дверь, и сразу же, как бурлящий родник, из леса хлынуло щебетание птиц. Я и не знал, какое же это счастье – жить!
Мы уселись у порога хижины, сбросив с себя одежду. Вши, словно белая пыль, покрывали внутренние швы, мы давили их камушками, испытывая при этом невыразимое удовольствие.
В лесу еще клубились клочья туманной дымки, но в просветах между деревьями виднелось голубое небо и далекое море. На побережье устрицей прилепился поселок – очевидно, Томоги. Истомившиеся по солнцу и свету за долгие дни заточения, мы, оставив в покое вшей, буквально пожирали глазами этот мир, где живут люди.
– Чудесно, правда? – блеснув белыми зубами, улыбнулся Гаррпе, с наслаждением подставляя солнечным лучам обнаженную грудь, покрытую блестевшими в солнечном свете золотистыми волосками. – Похоже, мы чересчур осторожничали. Надо хоть иногда доставлять себе удовольствие – погреться на солнышке!
Потянулись погожие дни, и мы, расхрабрившись, стали выходить на прогулки по редкому лесочку, полному ароматов молодой листвы и мокрой земли. Гаррпе прозвал нашу лачугу «обителью». Нагулявшись вволю, он потешал меня, говоря:
– Ну, теперь назад, в обитель… Отведаем там теплого хлеба и жирного наваристого супа. Но японцам об этом – молчок!
Мы вспоминали свою жизнь в Лиссабоне – в монастыре святого Ксавье. Само собой, здесь неоткуда взять ни рюмки вина, ни куска говядины. Пища наша – печеные бататы и вареные овощи, которые приносят нам жители Томоги. Но зато все идет хорошо. Господь хранит нас – уверенность в этом крепла день ото дня.
Однажды вечером мы, как обычно, беседовали, расположившись на камне возле нашей лачуги. Лучи заходящего солнца проникали сквозь листву. Какая-то большая птица, прочертив дугу в предзакатном небе, скрылась за дальним холмом.
– За нами следят, – негромко, отрывисто произнес Гаррпе. – Не двигайся, сиди как сидишь!
За лесом, на озаренной слабым вечерним светом возвышенности, куда секунду назад улетела птица, стояли двое мужчин и смотрели в нашу сторону. Было ясно, что они не из Томоги. Мы застыли неподвижно, как изваяния, молясь, чтобы тусклое заходящее солнце не слишком высвечивало наши лица.
– Эге-гей!.. Кто это там? – донесся громкий крик с холма. – Кто такие?
Мы колебались – отвечать или нет? – но промолчали, опасаясь выдать себя.
– Они спускаются и идут сюда, – не поднимаясь, тихо сказал Гаррпе. – Нет, я ошибся. Они уходят.
Вдалеке мелькали крохотные фигурки, спускавшиеся в долину. Было, однако, неясно, удалось ли незнакомцам разглядеть нас с освещенной солнцем вершины.
Этой ночью к нам пришел Итидзо с еще одним человеком по имени Магоити из разряда «отцов». Когда мы рассказали о том, что случилось сегодня вечером, Итидзо молча уставился куда-то в пространство
